
Онлайн книга «Хьюстон, у нас проблема»
Он приложил ухо к животу Аськи, чуть прижался, уже, кстати, видно, что там что-то есть, и говорит: – Нет. Нет, милый, нет и нет. И смотрит на нас. – Ага. Я понимаю, но мне кажется, это невозможно. И мы смотрим на него. – Зося, сделай это ручками. У тебя уже есть ручки. Пальчиками. – Он стучит в живот: – Не обижайся, ну правда, но я даже не хочу просить ее об этом. Ну ладно, ладно, только не плачь. Сейчас я ей скажу. – Что там Зося хочет? – спрашивает на полном серьезе Аська. – Зося, наша мама беременная и ее нельзя нервировать. Беременность – это значит, что у нее внутри сидишь ты. Нет, милая, нет, не мама у тебя внутри, а ты у мамы. А раз мамуля беременная, то ей может быть это тяжело. – Что мне может быть тяжело? – Аська, в отличие от нас, вообще ничему не удивляется. – А чего ты сама не скажешь мамуле? Мы смотрим на все это словно загипнотизированные. – Зося просит, чтобы ты проглотила расческу, – она хочет расчесаться. Но я вот ей пытаюсь объяснить, что это невозможно, ты же сама слышала. – А ты ей скажи, пусть она себя погладит по головке, тогда все само причешется, потому что ее волосики еще не нуждаются в расческе. И еще – что она симпатичная девчушка. – Ты симпатичная и сладкая папина девочка, – повторяет Бартек в живот Аськи. – Причешись пальчиками, я же тебе говорил. – И что она ответила? – спрашивает Аська. – Что она так и сделает. Для нас это был цирк, но Бартек был совершенно серьезен! – Зося меня зовет! – закричал он вдруг и снова нырнул на живот Аськи. – Ну, и что там? – спрашивала Аська. И из-под стола доносилось: – Нет, милая, нет. Потому что это просто невозможно. Твой желудок еще не готов это выдержать. – Что Зося хочет? – Клубнички ей захотелось. – Откуда же я ей клубнику в июне возьму? И спроси, с чего вдруг клубничка, это же для деток постарше. – Клубничка – это для деток постарше, – говорит под столом приглушенным голосом Бартек. – А ты еще маленькая. А-а-а-а-а! – кричит он радостно. – Подожди минуточку, я маме скажу! Он вылезает из-под стола и важно произносит: – Она не хочет ее есть. Она знает, что она еще маленькая. Она ее просто в пальчиках хотела помять… И так – целый вечер с маленькими перерывами. Смеху было немерено, хотя мы не очень долго сидели, понятно же, что все беременные. – Хорошо, что там не мальчик, а то у него могли бы быть неприятности, – вырывается у меня, и они с меня не слезают, пока не выясняют, что я имел в виду. Неужели им надо объяснять, что у мальчиков бывает фимоз? – Ну, ты же вот мальчик – и ничего, выжил, – смеется Аська. – Ну, а теперь давай рассказывай, что тебе твои ужасные родители сделали плохого, чтобы мы могли этого избежать. Хьюстон, у нас проблема! Может, рассказать им, как они вымачивали моего «птенца» в марганцовке, потому что думали, что это помогает от фимоза? – У меня… был фимоз, – говорю я. – Мне мама оборачивала петушка бумажкой и аптечной резинкой перетягивала, – мрачно говорит Маврикий. – И я так ходил до вечера. Надо ее, кстати, спросить на досуге, зачем она это делала. – Дети не растут, если спят при свете, – вдруг заявляет Аська. – А сколько мы еще всего не знаем. Как же их воспитывать, чтобы не навредить? А если она будет бояться темноты? – При каком свете дети не растут, ты чего, спятила? – Гормон роста требует темноты. Я недавно прочитала. Серьезно! Те дети, кому на ночь не выключают ночник, низкого роста. Смешно, когда люди взрослеют – они начинают относиться к свету по-другому. Мы распрощались в десять. А перед этим мы с Маврикием оба попрощались с Зосей. – Только вы говорите с ней ласково, она еще маленькая, – напутствовал нас на полном серьезе Бартек. Я положил ладонь на живот Аськи и почувствовал деликатный толчок. И подпрыгнул как ужаленный. – Ну, видишь?! Она тебя толкнула – это на счастье! – Аська улыбнулась, и я заметил, что что-то в ней изменилось. И я имею в виду вовсе не пару килограммов, которые она набрала, – от нее и правда шел какой-то свет. – Мы приглашали и Марту тоже. Но она спросила, будешь ли ты, и вежливо отказалась. Как жаль, что вы не можете бывать вместе у своих друзей, просто как старые знакомые хотя бы. Я ее очень любила. * * * Я возвращался домой пешком. Вечер был прекрасный, уже пару дней в Варшаве было теплей, чем на Канарах, ночью это было невыносимо, а вот вечером – просто роскошно. Я вернулся один в свою пустую квартиру – и как-то мне стало не по себе. Люди живут вместе, вместе радуются зиготе, разговаривают друг с другом, понимают друг друга с полуслова, вместе смеются, вместе спят, вместе встают, вместе принимают гостей и вместе радуются глупому альбому, который им подарили. И только я один. Как прокаженный. * * * Ну и я был слишком размягчен после этой годовщины Бартека и Аськи и поэтому позволил Инге подобраться так близко. – Это не делает никакого смысла, – заявила она и положила ноги на столик. Она вообще приходит ко мне, когда захочет, но я не чувствую от этого неловкости, продолжаю делать свои дела, а она трещит себе. В этот раз я подключал колонки – поменял большие на средние, потому что они, как выяснилось, лучше передают оттенки звучания, и паял провода. Занимался я этим с трех часов дня, бардак в доме был неимоверный, потому что мне же надо было отодвинуть шкаф, чтобы иметь доступ, и инструменты все лежали на полу, не буду же я каждый раз их заново раскладывать. Паяльник, кстати, довольно сильно нагревается. – В этом нет никакого смысла, – поправил я ее. – Это не делает смысла. По крайней мере пока точно не узнаешь. А ты не знаешь точно, было – не было… – Нет смысла об этом говорить, потому что все кончилось, ты понимаешь? Я не думал, что когда-нибудь расскажу ей о том, что увидел пару месяцев назад в своей электронной почте. А она все пытается вытянуть из меня подробности. – Это страшно. Но я понимаю. – Потому что я тебе уже все сказал. – Нет. Мне кто-то другой сказал. – Я тебе сказал! – я нервничал, потому что работа у меня тонкая, припаивается плохо, а тут еще всякие будут меня доставать. – Ты мне сказал, что у нее в руке был чей-то пенис. А я слышала, что они занимались любовью, то есть сексом. |