Книга Хьюстон, у нас проблема, страница 70 – Катажина Грохоля

– Возьми только плитку и газовый баллон, нет, не этот, это запасной, когда кончится большой. Это не трогай, это флаг.

– Флаг?..

– Наш флаг. Каждый должен иметь при себе флаг. На всякий случай. Вдруг понадобится обозначить свою национальную принадлежность. Смотри.

Он разворачивает кусок ткани.

– С двуглавым орлом. Не особо-то он красивый, может быть, кто-нибудь все-таки придумает, как получше скомбинировать. Сочетание цветов с золотым орлом ничего, но в геральдике оно не считается правильным. У каждого должен быть флаг.

– А зачем… обозначать свою национальную принадлежность в лесу? – Я громко сглатываю.

– А тебе что, все заранее известно? Все, что будет? Если бы мы приехали третьего мая – мы бы его вывесили, – свернув полотнище, он убирает его в другую коробку. – Топор я тоже вожу с собой – на всякий случай. Если вдруг понадобится что-нибудь срубить или… ну ты понимаешь… Ведь никто не знает, в какие обстоятельства ему суждено попасть.

Я его, с одной стороны, понимаю, а с другой – не понимаю. Я топора с собой не вожу. И флага тоже. Я даже ринграф не вожу. А Маврикий бы точно возил, если бы ему досталась дамочка с когтями.

– Удлинитель, проводки для аккумулятора, электрогенератор – это все там, – Маврикий машет рукой в сторону большого брезентового свертка. – Уж это у тебя с собой тоже точно имеется.

Электрогенератор я, разумеется, ношу с собой в заднем кармане штанов, да. На всякий-то случай. А вот непромокаемый чехол для спальника – это неплохая штука, мне бы тоже пригодился.

Мы садимся в доме, бутылочка охлаждается, Маврикий распаковывается, отдыхаем.

Он открывает коробку, вынимает нож, вынимает хлеб, старательно завернутый, он привез его из дома, хотя по дороге мы купили свежий, и начинает его резать, чтобы он не испортился.

– Нож кухонный Gerlach, отличная сталь.

В ответ на это я достаю свой шикарный перочинный нож и начинаю резать помидоры. Он косится, но резать не перестает.

– Перочинный нож Victorinox, Swiss made.

– Газовая плитка Predom, на пропан-бутане, дата выпуска 1968 год, продукция польских инженеров. Я получил ее от отца одной девушки, с которой у меня кое-что было. Девушки уже нет, а плитка осталась. Мы недооцениваем отечественную продукцию. А ведь Патек был поляком – и кто об этом знает? Кудельский был поляком, а здесь никто даже не помнит его имени. А ведь он входит в швейцарский список ста самых выдающихся людей мира. Возьми еще тройник в машине, подключим газовую лампу.

Я вынимаю из своего багажа фонарик, беру ключи.

– Фонарик америанский Maglite, удобство и простота эксплуатации, – говорю я как бы между прочим и выхожу.

Возвращаюсь с тройником, Маврикий держит в руке лампу:

– Лапма-ночник на диодах, энергосберегающая.

– При свете которой любая женщина выглядит как зомби, – добавляю я, потому что про осветительные приборы знаю все.

– Так для этого она мне и нужна! – смеется Маврикий. – Чтобы не дать себя одурманить!

Мы зажигаем плитку, кладем сосиски в воду, я открываю бутылку, наливаю нам по одной.

– Будем! – мы чокаемся и выпиваем.

– Приборы столовые Solingen, – Маврикий кладет на стол нож и вилку.

Я тычу пальцем в свои ботинки:

– Исландия. Трекинговые. Культовые. Штурмовые. Самые лучшие, – я этими ботинками горжусь так, как мало чем. Маврикий должен был их заметить сразу, без напоминания.

Маврикий задирает свитер:

– Рубашка из спецмагазина, еще одна в запас, с вентиляцией спереди, длинная, чтобы не вылезала из штанов. А часы в металлическом корпусе с заводом, будильник встроенный, двойное время.

Я вынимаю из сумки очки и тыкаю ему ими в нос:

– Очки солнечные, титановая оправа Eschenbach. Легкая, легко починить в случае поломки.

Маврикий вынимает из своей бездонной коробки майонез, горчицу и кетчуп, ставит их на стол, а рукой показывает на другую коробку.

– А ты глянь туда, – говорит он. – Видишь этот термос?

Я вижу округлую крышку, сам термос в брезентовой сумочке.

– Термос, – с гордостью сообщает Маврикий. – Внутри стальной, снаружи стальной, очень красивый, сделан в Китае, потому что американцы давно перенесли свои фабрики в Китай, пожизненная гарантия при условии, что ты не будешь бить его молотком или камнем. Это «Stanley – since 1913». До восьми часов держит тепло – даже в условиях морозной Польши у тебя всегда есть горячий чай. Термос предполагает наличие женщины, потому что у него два стаканчика, – Маврикий возбужден и так рассказывает о своем термосе, будто собрался на нем жениться. Чехол фирмы Tatonka.

– Если будешь его целовать – выйди на крыльцо, – предупреждаю я его.

И наливаю по второй рюмке. По телу растекается приятное тепло. Что теперь? Маврикий отодвигает рюмку, вынимает из сумки куртку и сует мне под нос:

– Куртка-штормовка, ультразащита, на подкладке, непромокаемая, смотри, внутренние кармашки на клапанах, в случае опасности можно спрятать яйца, ведь у каждого мужчины бывают моменты слабости.

Я задираю рубаху и показываю ремень. Я его сам сделал!

– Ремень кожаный, прочнейший. Если вдруг шторм – чтобы штаны с задницы не упали.

Сосиски почти готовы, начинают вкусно пахнуть. Маврикий наливает еще, выпиваем. Потом он поднимает свою рубаху.

– Штаны Levi's, слегка зауженные, черного цвета, чтобы задница казалась худее.

Я противопоставляю этому компас:

– Настоящий мужчина должен в постели ориентироваться и понимать, в какой стороне голова.

– Ручка Caran d’Ache, модель не менялась двадцать лет, Swiss made.

– Но оптика только…

– Оптика только Carl Zeiss, – заключаю я, и мы наливаем еще.

– Или Leica. Твое здоровье! – он поднимает рюмку и показывает на рюкзак: – Рюкзак должен быть без наворотов, без всяких там гаджетов, просто чтобы был еще ремень снизу. Согласен?

Без наворотов?

Я уже завожусь, иду за своей сумкой, приношу ее, тычу пальцем:

– Видишь?

– Что?

– Моя сумка. Она не стоит в одном ряду со всеми этими вещами, она была куплена случайно в Седльце, не того цвета, не в том месте, из непонятного материала, но она стала мне мила и близка, потому что заслужила это, она служила мне верой и правдой, а я помог отечественному производителю, представителю малого бизнеса. Жуткий хлам.

Маврикий разражается смехом, а когда он чуть выпьет – то смеется искренне и заразительно. Он поднимает мою руку – словно победителю на ринге. Что ж, победа одержана, я сноб номер один.