Книга Университет вредной магии. Пособие по выживанию, страница 20 – Ника Ветрова

— И… и… и что? — спросила отчего-то шепотом.

— А чего уж тут рассказывать — и ничего, — в сердцах ответил Никодим. — День ходила счастливая, второй да пятый, а опосля маг-то тот с нечистью болотной разобрался, ведьму-то поцеловал, по заду шлепнул, сказал: «Бывай, красавица» да и был таков.

— Ох ты ж черт!

А что тут еще скажешь? Черти — они гнусные, прям как эта ситуация.

— Ой, и тосковала она, ох и плакала, чуть волосы на себе не рвала. Исхудала вся, одни глаза-то и остались, уж как не выплакала, я и не ведаю.

Мы помолчали, после я спросила:

— А потом? Потом что было-то?

— Потом… — лицо домового стало вдруг жестким, — ушла она, Стасенька. Точнее будет — улетела. По ночи, не прощаясь.

— Куда улетела?

— Дак к нему, в столицу, — дядь Никодим плеснул себе еще. — Это я все потом узнал, от знакомого домового. Прилетела она к этому, чтоб его черти порвали, любовь она, Стась, гордости-то лишает. Да только зря летела, у него таких ведьм две штуки, покорные, красивые, а что гордость давно забыли, про то и речи нет.

— И он ее… выгнал? — я уже исключительно шептала.

— Лучше бы выгнал тогда, — тоже шепотом ответил домовой. — С ним она жила, полюбовницей-то.

Недоверчиво гляжу на домового. То есть не то чтобы словам не верю, нет, домовые народ честный, просто как понять — «с ним жила», коли там еще две ведьмы имелись.

— Д-долго жила? — спросила осторожно.

— С год где-то, — произнес дядь Никодим, — а мы с Борей ждали и ждали, что вернется, одумается, что проснется гордость-то — четвертой полюбовницей у энтого с кровью демонов жить.

И тут я как заору:

— Чего?!

Домовой, как раз себе самогона еще наливавший, от моего вопля едва не расплескал все. Взглянул укоризненно, рукавом стол вытер и хмуро спросил:

— Чего орешь?

Ну я раскрывать-то карты не стала, просто уточнила:

— Речь-то, случаем, не о лорде Тиаранге?

И замерла, ответ ожидаючи.

— О нем, будь он трижды проклят, о нем, изверге.

Слов нет, одна ругань позорная. Правда, и вопросик:

— Дядь Никодим, вы сказали, что две ведьмы у него было, а потом говорите — четвертой полюбовницей стала… А что, и третья была?

— Была, магиня какая-то, вроде даже адептка из этой ихней АБМ, тож с ними в одном доме жила. Дом-то большой, комнат много, вот он и поделил его на две половины, стало быть, на одной эти живут, между собой не ссорятся, а на вторую половину им ходу нет, он сам, коли хочет, приходит, а коли нет — так и кукуют они в одиночестве.

— Э-э-э, — все еще слов не было, — и что он, ко всем?

— Нет, Стаська, не ко всем, а к кому пожелает, к той и придет.

Дядь Никодим выпил залпом и продолжил:

— К моей-то ходить совсем перестал. Месяц она ждала, второй, третий да и, собрав вещи, ушла поутру, только…

— Только что?

Махом выпив все из кружки, домовой ударил ею о стол и в сердцах ответил:

— Вот только не отпускал он ее!

И вот я собиралась дослушать жутко слезливую историю, но в домик снова постучали. Не в пример сильнее — бутылка едва со стола не свалилась, а после раздался рык:

— Никодим, ты что творишь?

Домовой охнул и прошептал:

— Ох, Владлен Азаэрович!

И полез под стол.

— А кто это? — тоже шепотом спросила я.

— Ддекан, — заикаясь, ответил домовой, — ччертового факультета… Меня нет!

Следующий удар заставил покоситься картины на стенах и жалобно заскрипеть шкаф.

— Никодим! — рявкнул взбешенный черт.

— Нет меня, нет, — настолько тихим шепотом, чтоб никто не услышал, выдал домовой.

И тут одна из картин со стены грохнулась и стекло защитное взяло и разбилось.

— Охохонюшки, — жалобно простонал владелец дома.

— Никодим, разнесу к демонам всю твою хибару! — заорал черт.

И у меня сдали нервы. А когда у меня сдают нервы, чертям лучше на глаза не показываться!

Вскочив, я схватила свою боевую метлу, в пять шагов пересекла дом домового и распахнула дверь в тот самый момент, когда взбешенный черт занес руку для очередного удара.

И он такой грозный был, такой злой, с лицом таким перекошенным и шеей мускулистой, конкретно вздувшейся, что мои нервы мгновенно прекратили сдавать, тихо-мирно вернулись обратно, оставляя хозяйку совершенно не способной вести диалог. И потому, когда черт разъяренно взглянул на меня, я всего лишь пролепетала:

— А нас нет дома.

На лице мужика отразилось заметное удивление, и он поинтересовался:

— Кого — вас?

— Меня, метлы и домового, — отступая и пытаясь прикрыть дверь, сообщила я.

Дверь закрыть не удалось, потому что кое-кто был против. И этот самый кое-кто внимательно оглядел меня, метлу, домового, который в свою очередь из-под стола выглядывал, и задал нетривиальный вопрос:

— А вы что, вместе живете?

— Да! — отбросив метлу и вцепившись в дверь, чтобы наконец закрыть ее, ответила я.

Черт продолжал держать створку одной рукой вообще без какого-либо напряжения и, странно улыбаясь, смотрел на меня, чтобы в итоге поинтересоваться:

— А что вы делаете?

— Дверь закрываю! — рявкнула я, уперевшись ногой в стену и продолжая свое правое дело — тянуть ручку на себя.

— Так вас же дома нет, — ехидно заметил Владлен Азаэрович, не испытавший ни малейшего дискомфорта от вовлеченности в процесс моей ноги.

Более того, он почему-то странным образом стал смотреть, собственно, туда, откуда ноги брали начало, и как-то даже про домового забыл.

Я еще раз, отчаянно пыхтя, потянула на себя дверь и только потом сообразила.

— А куда вы, собственно, смотрите? — возмутилась, мгновенно опуская ногу и натягивая юбку пониже.

— Уже никуда, — ничуть не смутившись, соврал подлый развратный декан чертового факультета. — Так, говорите, вас дома нет?

— Именно так, — уперев руки в бока, ответила я.

— Хм… — Черт, а он был на земле, а дверь-то — она метра на полтора от земли будет, еще раз оглядел меня с ног до головы и поинтересовался: — А когда вернетесь?

— Куда вернемся? — не поняла я.

— Домой, — зло пояснил черт.

И поскольку лицо его опять приняло зверское выражение, я не задумываясь ответила:

— Никогда!

— Это как? — вновь удивился декан. — Знаете, удивительное дело, и дома вас нет, и возвращаться вы не планируете…