Онлайн книга «Университет вредной магии. Пособие по выживанию»
|
— Хвост, — говорю. — Вы не дали штаны снять, а там хвост, я просто-таки спать не смогу, если не узнаю, где он. — И, придвинувшись ближе к декану, я жарко прошептала: — Покажите, а? Владлен Азаэрович закрыл глаза, секунд на пять, ме-е-е-е-едленн-но выдохнул, посмотрел на меня, улыбнулся и ласково сказал: — Конечно, Стасенька, обязательно покажу. Я тебе все покажу, гораздо больше, чем ты способна увидеть. А сейчас будь хорошей ведьмочкой, подпиши листочек. — Уау, — восторженно выдала я. И подписала. Ага. Так и написала: «Санкционирую заселение в чертовое общежитие на денек». — Какого… — прошипел кто-то над ухом. — Не мешайте, расписываюсь, — заявила я, ставя размашистую подпись. И вот все время, пока я расписывалась, этот зубами скрежетал, и скрежетал, и… — Нате, — я протянула листок Владлену Азаэровичу, — живите и помните о моей доброте. После чего обняла метлу и… завалилась спать. Прямо там. Просто хотелось очень. И хорошо было, и чувствую себя такой доброй, милосердной и… И нас с метлой обеих вдруг ка-а-ак понесло куда-то вниз, а потом вверх, и вбок, и на диван. Только не этот, а какой-то другой. Красный, с золочеными ножками и подлокотниками, а еще тама был мужик. Такой мужик! Здоровый, широкоплечий, черноглазый, темноволосый, нос у него оказался выдающийся, морда — ух, ну и зверская же, и росту, главное, росту превеликого, а уж тело-то, тело до штанов до самых голое и это… лысое такое. Лысое-прелысое, разве что руки волосатые, а так ну весь лысый. — Здравствуй, Стасенька, — сквозь зубы и при этом пристально наряд мой разглядывая, произнес этот мужик. И таким он мне вдруг знакомым показался. Я отпустила метлу, и та вдруг исчезла. Странно, но не суть. Села, внимательно глядя на мужика, потом подперла кулаком щеку, продолжая сосредоточенно его разглядывать, и честно призналась: — Слушай, ты какой-то лысый. Странное дело — он вдруг напрягся и словно бы даже зарычал. — Нет, серьезно, — рассматривая лысое тело, продолжила я, — у нормальных мужиков волосы на груди и на животе чуть-чуть, а ты весь лысый какой-то… Странный мужик привлекательной наружности подошел ближе, наклонился и проникновенно спросил: — В бордель устроилась? Вопрос удивил. Очень. Огладив юбку, я протянула: — Это ф-ф-ф-ф-фо-орр-рма, вот! — Форма, говоришь? Он присел передо мной на корточки и уставился туда… э-э-э… откуда ноги растут, и потому я эти ноги быстренько свела вместе, чтобы ему жизнь малиной не… Ох, малина! И вспомнилось мне вдруг чаепитие с Никодимом, и феечка, что малину нафеячила, и этот, зломордушечка который, санкция, на денек выданная, и дух злой, и черт взбешенный, и зубной скрежет, под который засыпала… — Ой, — протянула я, — зломордушечка теперь убьет! Странное дело — самым невероятным образом уже почти родной зубной скрежет раздался вновь. И раздавался он из уст этого обалденного мужика. Такого широкоплечего, шикарного, сильного, темноволосого, черноглазого, и нос такой орлиный, и скулы, и подбородок мужественный, и… — Возьми меня, — жарко прошептала я, подаваясь к нему, — я девственница. Скрежет прекратился и раздался какой-то хрип, после чего поднявшийся мужик сипло выдавил: — Раздевайся. На меня еще что-то нашло, и я выдала: — Э-э-э? А еще где-то там, на задворках сознания звучал чей-то злой голос, перечисляющий: «Сочувствие, Отвага, Глупость, Чрезмерная глупость, Отчаянность, Вожделение, Тупость, Страсть, Исследовательский инстинкт, Мыслитель, Божественность…». Глаза у мужика сузились, я подалась еще ближе и прошептала: — Раздеться прямо здесь? И тут я узрела брюки этого темноглазого, и так узнать захотелось, прямо очень сильно, прямо неудержимо… — Слушай, лысый, — облизнула губы, — а у тебя хвост есть, а? А то так хочется узнать, прям сил моих нет! Застывший передо мной мужик медленно присел на корточки, заглядывая мне в глаза, и хрипло спросил: — Стасенька, что с тобой? И тут на меня умняк напал и я задумчиво протянула: — Со мной? А со мной, мужик, благодать божья. И одолевает меня мысль — у всех так или я одна столь божественна… Знаешь, наверное, я бог! — Угу, богиня, — прошипел мужик. — Слышь, богиня, ты что курила, а?! И произнес он это сочувственно и переживательно, я тут же пожалела несчастного и тихо спросила: — Плохо тебе, да? Мужик закрыл глаза. Посидел так с минуту цельную, опосля распахнул очи свои черные, и тут же в помещении светло-пресветло стало, аки день белый. А этот черноглазый ко мне ближе подался, в глаза заглянул да словно самому себе и сказал: — Зрачки не расширены, но взгляд рассредоточен. И смена настроения молниеносная. Какая-то новая дурь, да, Станислава?! И тут у меня появилась рука. Вполне себе даже волосатая местами рука, которая из воздуха прямо появилась, легла на мою грудь и начала ее прощупывать. Я от подобной наглости оторопела, а мужик напротив задохнулся бешенством и прорычал: — Мразь, конечность оторву! — Ага, — следя за рукой, которая беспардонно мне за корсаж забралась, сказала я, — и оторвешь, и в ж… пасть засунешь, вот! Черти на меня определенно плохо влияют… Тут конечность нашла что ей надо было и сжалась. И последнее, что я видела, — как в черных глазах потрясающего мужика вспыхивает такой ярко-красный огонь. А потом стало очень темно, и как-то сразу опять светло, и кто-то знакомым голосом сказал: — Григорьева, лучше б вы храпели! И я открыла глаза. А за окном была ночь. Темная такая, звездная. А тут горели шесть свечей, и я на кровати лежала, и метла рядом, а надо мной склонился черт, и он в руке своей держал мой кулон, который Вреднум подарил. — Не знаю, кого вы там во сне доставали, — прошипел декан чертового факультета Владлен Азаэрович, — но мне его стало искренне жаль. И, отпустив кулон, черт развернулся и ушел обратно за стол, за которым чего-то писал. А я села, посмотрела на лежащую рядом метлу, взяла ее, обняла, к себе прижала и сижу, оглядываюсь. И заметила — это не спальня. — А мы где? — осторожно поинтересовалась у злого черта. — Мой кабинет, — хмуро и вообще недружелюбно ответили мне. — Да? — оглядела место, на котором до этого лежала. — А зачем вам в кабинете кровать? |