Книга Конец цепи, страница 112 – Фредрик Т. Олссон

Вертолет упал на землю всего в сотне метров от них, но они не знали почему, и, естественно, им оставалось лишь догадываться о причине.

А они выбрались из черной «ауди» и, совместным усилиями освободившись от связывавших им руки пут, отправились подальше от усеянного железным хламом поля с еще догоравшими на нем обломками.

Им требовалась еда, тепло и сон.

И они надеялись найти это в видневшейся вдалеке деревне. Думали, кто-то еще остался там и поможет им, но по отсутствию автомобилей и заколоченным окнам уже издалека догадались, что на подмогу им не стоит рассчитывать.

Люди, скорее всего, уехали, забрав с собой все самое необходимое.

Они шли между домов по единственной улице, и таблички на фасадах рассказывали, какая деятельность кипела здесь совсем недавно, где находилась парикмахерская, а где магазин или что-то еще. И стучали во все двери, надавливали на их ручки, но все было заперто, и нигде они не получили ответа.

Начало темнеть, температура опустилась ниже нуля, и успевшие за день оттаять лужи снова покрылись льдом, сейчас хрустевшим у них под ногами.

Им требовалось найти место, где провести ночь.

И в конце концов они выбрали дом, где старая и ветхая дверь позволяла попасть внутрь без особого ущерба для нее.

Они помылись под краном в чьей-то ванной.

Очистили раны от грязи при помощи полотенец, которые кто-то заботливо выстирал, высушил и аккуратно сложил. От них пахло стиральным порошком, и они лежали в шкафу и ждали вовсе не их, а кого-то другого, кому, пожалуй, уже не суждено было вернуться назад.

В кухне они нашли кофе и консервы. А потом ели молча, Вильям – сидя на большом диване в гостиной, а Жанин в кресле по соседству. И воспользовались тарелками, чтобы не уронить ничего, хотели показать себя пусть и незваными, но вежливыми гостями, не желавшими ничего запачкать, словно хотели, чтобы у них была возможность посмотреть хозяевам в глаза, попросить прощения за вторжение в их жилище и в качестве извинения сказать, что они ведь ничего не испортили.

Еда наверняка имела какой-то свой вкус, но они не чувствовали его.

На экране телевизора, стоявшего на полке перед ними, мелькали кадры последних событий.

Города, деревни, поселки.

Люди в специальных защитных комбинезонах, тела, которые свозили на поля и сжигали на огромных кострах. Отчаянные попытки остановить эпидемию.

Повсюду.

– Огонь, – сказала Жанин.

А Вильям сидел молча.

– Который положил конец всему.

Последнее он не слышал, так тихо она это произнесла, скорее выдохнула.

Но ему и не требовалось. Он знал, что она имела в виду.

Они дошли до конца сейчас.

Это был последний стих.

Первый вертолет приземлился поздно вечером, и еще несколько должны были прибыть в течение ночи. Франкену предстояло пожимать руки президентам и премьер-министрам, их ближайшим помощникам и членам семей. И даже если он знал, что время от времени его будет одолевать любопытство, все равно не собирался спрашивать почему.

Почему именно эти люди оказались здесь.

У него уж точно и мысли не возникло бы задать такой вопрос.

Просто так было сказано. Никто не мог спасти всех, только небольшое количество. И приходилось выбирать, кого именно, и таким образом это бремя переходило к кому-то другому.

И абсолютно не имело смысла обсуждать правильность такого подхода, никто не заслужил того, что случилось, и оценить, кто имеет право спастись, а кто нет, было просто невозможно. Речь шла об отчаянной попытке сохранить человека как вид. И тогда личности не играли никакой роли.

Гигантскому авианосцу предстояло оставаться в море так долго, как это потребуется. И в конце концов зараза должна была исчезнуть, и тогда, но не раньше, им следовало вернуться на землю.

Пожалуй, это могло получиться. Лучшей возможности не существовало. Наверное.

Но что-то ведь требовалось делать, и они приняли такой план. Франкен уже слышал, как команда называла их корабль Ковчегом. А его за глаза, возможно, Ноем. И ему не нравилось это.

Не потому что сравнение было плохим.

А поскольку оно соответствовало истине, какой бы пугающей она ни выглядела.

За такими заботами проходил час за часом. Настроение на борту оставляло желать лучшего, и у всех новоприбывших были красные от слез глаза и одновременно бледные и испуганные лица, и никто не ставил под сомнение необходимость такого шага, но и благодарности от кого-то тоже вряд ли стоило ожидать.

Когда пришла ночь, закончились первые сутки новой эры, и к тому моменту они четко выполнили все пункты своего плана.

С двумя исключениями.

Их собственный вертолет пропал с радаров.

И Коннорс не отвечал на вызовы.

В каждом месте тишина имеет свои оттенки.

И когда пришла ночь, а новости уже было невыносимо смотреть и слушать, снова наступило безмолвие, но оно звучало чуть иначе, чем прежде.

Вильям затопил камин, не из-за холода, а чтобы услышать потрескивание огня. Оно каким-то образом успокаивало, как бы показывало, что природа продолжает функционировать и что, по крайней мере, пламя, воздух и сила притяжения взаимодействуют, как они и должны, и что даже если человечество исчезнет, что-то все равно выживет.

И они сидели там. Слушали, как пламя пожирает дрова.

Жизнь катилась к концу, и единственное, что им оставалось, – только ждать.

– Мы собирались отпраздновать годовщину нашего знакомства, – сказала она, хотя ее никто и не спрашивал.

Не для того, чтобы рассказать, просто ее мысли находились именно там. Она смотрела на огонь, и одиночество не так сильно угнетало, когда они делили его на двоих.

Вильям не ответил.

И она рассказала в деталях, как строились их совместные отношения, о вечере в ресторане, как она рассердилась, когда он не появился, и насколько бессмысленной представлялась эта злость сейчас. Об их планах на будущее. О местах, где они хотели жить, о работе, которую хотели иметь, об отпусках, которые собирались проводить вместе.

Будущее. Они разговаривали исключительно о нем. Просто не сомневались, что оно ждет их впереди.

– А потом мы думали стать родителями.

Жанин сказала это между делом. И не думая вызвать сочувствие. Просто в качестве одной из мыслей, которые требовалось высказать, словно они, пожалуй, смогли бы выжить, если бы она произнесла их вслух и не позволила умереть вместе с ней самой.

И Вильям посмотрел на нее через отполированную до блеска поверхность стола.

На нем наискось лежала скатерть, вязанная крючком, или на спицах, или как там назывался метод, позволявший удерживать светло-коричневые нити вместе. Некогда кто-то вложил в нее массу времени и труда, а сейчас ее просто оставили, и она уже не имела никакого значения, когда мир рушился вокруг.