Онлайн книга «Невеста желает знать»
Кросс вспомнил, как счастливо она улыбалась спаниелю, вспомнил выражение ее лица, и на сердце потеплело. Ему нравилось видеть ее улыбку. Ему нравилось в ней все. Нравилась она. Черт! – Я позаботился об этом. Чейз немного помолчал, прежде чем повторить: – Ты позаботился. Кросс сдержал порыв отвести глаза: – Девушка приехала ко мне. – Но мне неясны подробности. – Тебе необязательно все знать. Чейз насмешливо улыбнулся: – И все же. Так получается, что я почти всегда знаю все. – Но не это. Их взгляды скрестились. Битва характеров… – Похоже, – сдался Чейз. – Надеюсь, ты воздержишься от разговора с Борном. – Если только он не потребует, чтобы ты все сказал. И, кроме того, если я скажу Борну, вряд ли выиграю пари. Ему следовало бы не думать о пари… Но отзвук мягкого прикосновения Пиппы и ее странных слов, очевидно, свели его с ума, так же как ее. – Каковы условия? Чейз улыбнулся во весь рот: – Сто фунтов на то, что она та женщина, которая избавит тебя от твоего проклятия. «Его проклятие». Кросс усилием воли заставил себя не реагировать на слова. На подначку. – Не готов принять пари? – с издевкой спросил Чейз. – Я не записываю условий пари в книге, – повторил Кросс. Каждое слово камнем летело в воздух. Чейз ухмыльнулся, но ничего не ответил, только поднялся с грацией тигра. – Жаль. А я-то думал быстро заработать сотню. – Не знал, что тебе не хватает денег. – Хватает. Но я люблю выигрывать. Кросс не ответил, выжидая, когда партнер уйдет. Большая дверь красного дерева тихо закрылась – единственный знак, что Чейз вообще здесь был. Только потом Кросс сообразил, что все это время задерживал дыхание. «Ему стоило принять пари». Чейз мог знать больше, чем другие, о тайнах лондонской элиты. Но один факт был неоспорим. Кросс больше не дотронется до Филиппы Марбери. Не мог дотронуться. – Пиппа, пора примерить платье. Слова маркизы Нидем и Долби, отчасти взволнованные, отчасти укоризненные, привлекли внимание Пиппы, наблюдавшей за снующими по магазинам Бонд-стрит хорошо одетыми людьми. Хотя Пиппе очень нравилась витрина мадам Эбер, позволявшая видеть лондонских аристократов, занятых своими делами, она не особенно любила модисток. Они, как и танцы, не были ее предпочтительным способом проводить время. Но для подвенечных платьев модистки необходимы. И для приданого тоже. Поэтому она и совершила самую длинную в истории покупки платьев поездку к модистке. – Филиппа! Пиппа отвернулась от группы мужчин, стоявших у входа в табачную лавку «Буше и Бабкок», и поспешила на резкий взволнованный оклик из примерочной: – Посмотри на сестру! Пиппа со вздохом раздвинула занавески, чувствуя себя так, словно шла на битву. Бархатные драпри не вернулись на свое место, когда она остановилась у входа, взирая на Оливию, изящную и миниатюрную, посреди возвышения в центре комнаты. На ней было самое прекрасное подвенечное платье на свете. – Оливия! – ахнула Пиппа. – Ты… – Великолепна! – воскликнула исполненная материнской гордости маркиза, хлопая в ладоши. Оливия взбила юбки из прелестного кремового кружева и широко улыбнулась: – Потрясающе, верно? – Абсолютно, – согласилась Пиппа. В конце концов, это правда. Но она не устояла против искушения добавить: – Ты так скромна. – О, чепуха, – отмахнулась Оливия и снова посмотрелась в зеркало. – Если не можешь сказать правду в задней комнате мадам Эбер, где же еще? Лавки модисток созданы для искренности и сплетен. Модистка, признанная лучшей в Британии, взяла зажатую в губах булавку и заколола лиф платья, прежде чем подмигнуть Пиппе со своего места за плечом Оливии: – Не могу не согласиться. Оливия была не в силах оторвать глаз от своего отражения в одном из десятка зеркал, расставленных по комнате: – Да. Идеально. И это так и было. Правда, Оливия не нуждалась в дорогих платьях, чтобы казаться красивее. Самая младшая и хорошенькая из сестер Марбери, она могла бы нахлобучить мешок из-под овса из конюшни Нидем Мэнор и все же выглядеть куда прекраснее большинства женщин в их самые лучшие дни. Вне всяких сомнений, через две недели, когда Оливия и виконт Тотнем встанут перед алтарем в церкви Святого Георгия в присутствии всего лондонского общества, она будет самой неотразимой невестой. Пиппа, разумеется, будет выглядеть весьма бледно в сравнении с сестрой. – Леди Филиппа, Элис уже принесла платье. Модистка отвлекла ее от печальных мыслей и взмахнула длинной рукой, украшенной алой подушечкой для булавок, в сторону молодой помощницы, стоявшей у высокой ширмы в дальнем конце комнаты с охапкой шелка и кружев в руках. Подвенечное платье Филиппы. Что-то дрогнуло внутри. Она заколебалась. – Ну же, Пиппа, надень его. Оливия повернулась к модистке: – Оно совсем другое, надеюсь? Не хотелось бы, чтобы мы выходили замуж в одинаковых платьях. Пиппа не сомневалась, что, будь платья похожи, как две капли воды, невест в день свадьбы различил бы всякий. В то время как четырех старших сестер природа наградила пепельно-серыми прямыми волосами и кожей – либо красноватой (Виктория и Валери), либо слишком бледной (Пиппа и Пенелопа), и фигурами – либо слишком пухлыми (Пенелопа и Виктория), либо чересчур худыми (Пиппа и Валери), Оливия была само совершенство. Волосы ее, густые, блестящие и золотистые, переливались на солнце. Кожа была чистой и розовой, а фигура… идеальным сочетанием изгибов и стройности. Тело Оливии было словно создано для французских мод, и мадам Эбер сшила платье, долженствующее это доказать. Но очень сомнительно, что модистка – лучшая в Лондоне или нет – сумеет сделать то же самое и для Пиппы. На Пиппу стали надевать платье. Шорох ткани не давал сосредоточиться, пока молодая портниха возилась с застежками, завязками и пуговицами. Пиппа нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Жесткое кружево царапало кожу, шнуровка корсета угрожала ее задушить. Она еще не видела себя в зеркале, но платье оказалось на редкость неудобным. Закончив работу, Элис поманила Пиппу в примерочную, и на какой-то момент Пиппа задалась вопросом, что будет, если, вместо того чтобы стоять под критическими взглядами сестры, матери и лучшей модистки по эту сторону Ла-Манша, она выйдет черным ходом и улизнет из магазина? |