Онлайн книга «Темные дороги»
|
Я двинулся по траве на цыпочках, стараясь не очень ее приминать. У корытца для птиц остановился. Оно было чище, чем моя кофейная чашка. Я пошлепал по воде руками. На коврике у дверей красовалась надпись: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДРУЗЬЯ. Я посмотрелся в дверной молоток как в зеркало. На моем отражении было выгравировано: ОЛТМАЙЕР. Помню, тетя Джен как-то схватилась с мамой, стоит ли использовать дверной молоток по прямому назначению. Именно это я и собирался сделать. Только вытру руки об куртку. Черт, все равно остались отпечатки. Тетя Джен шла к двери целую вечность. В щелочку между занавесками она, судя по всему, посмотреть не удосужилась. Иначе с чего ей так удивляться при виде меня. Взялась рукой за воротник и смотрит. – Тетя Джен? – подал голос я. – Харли, – выдала она наконец. – Извини. Ты меня напугал. Не думала, что ты так похож на отца. Да еще и куртка его. – Вы меня приняли за призрак? Она нервно хихикнула: – Вроде того. Я посмеялся вместе с ней. – Дядя Майк на месте? – Да. – Получится у меня с ним поговорить? Она подумала и ответила: – А почему бы нет? Не вижу причины. – И я не вижу. Она придержала для меня дверь. Как всегда, на ней была мужская рубашка с карманами на груди. Сегодня рубашка была клетчатая. Я вытер ноги о коврик у входа и извинился: вдруг я слишком многое себе позволил. Как до этого с дверным молотком. Она улыбнулась: – Коврики для того и существуют. Рассказывай. Стоит мне уйти, как коврик тут же польют водой и схватятся за щетку. – Я ни до чего не буду дотрагиваться, – уверил я с порога. – И садиться ни на что не буду. На мне грязь. Я сегодня работал во дворе. – Это очень мило с твоей стороны, Харли, но можешь смело садиться куда захочешь. Здесь ведь не музей. Тетя провела меня через настоящую гостиную. У мамы такой комнаты никогда не было. Интерьер – ну прямо шкатулка маленькой девочки: розовые и кремовые драпировки, абажуры с бом-бошками, хрустальные вазы. Единственный раз я видел, как она приглашает гостей зайти сюда, – на поминках по отцу. Никто тогда приглашением не воспользовался. – Как тебе нравится работа? – осведомилась она, пока я покорно трусил рядом. – Работы, – поправил я. – Так как они тебе? – Восхитительно. Я в восторге. О чем бы таком спросить ее в ответ? Ничего не приходило в голову. Никаких хобби или клубов по интересам. Одна тема для разговоров: Майк-младший. Работать она никогда не работала, да и не было нужды. Дядя Майк на латании дыр в асфальте зарабатывал достаточно, а ребенок у них был только один. Рядом с таким совершенством, как Майк-младший, братья и сестры испытывали бы жуткий комплекс неполноценности – так она объясняла свой выбор. Бабушка не уставала повторять, что всему виной ее жуткий эгоизм, а мама всякий раз просила, чтобы я никому не передавал этих слов. – Дом у вас такой чистый, – начал я. – Спасибо, – поблагодарила тетя Джен несколько неуверенно. Я знал: сейчас она обязательно покажет мне храм, посвященный сыну, и не обманулся в своих ожиданиях. Рядом с кухней находилась терраска, сюда непременно заводили всех гостей под тем предлогом, что это самая светлая и уютная комната в доме. И – ах, какая неожиданность! – персона сына заполняла собой каждый кубический дюйм помещения. Пока я не побывал в святилище, мне казалось, что спортивные трофеи уместны разве что в вестибюле школы. – Вижу, вы его по-прежнему любите, – произнес я, глядя на бесчисленное множество обрамленных фото и раззолоченных фигурок футболистов, так и норовящих соскочить со своих крошечных красно-сине-зеленых пьедесталов. – Он ведь наш сын, – четко произнесла она. – Не всякий так обожает своего ребенка. На фотках этот ребенок был представлен во всех мыслимых футбольных позах: на бегу, принимая мяч, прорывая защиту, баюкая мяч на руках, точно младенца, и так далее. – Вы только посмотрите, – вещал я, переходя от снимка к снимку, – он все может. Бежать. Сбивать с ног. Ловить мячик… А вот в руках ружье. Рядом олень со вспоротым брюхом. – Убивать… Студенческие балы, весенние ярмарки, девушки… – Сношаться… Неудивительно, что вы так им гордитесь. – Пойду позову Майка. – Ее лицо пылало. – Можно воспользоваться вашей ванной? – Да. Мочеиспускание длилось целую вечность. На стене висел рулон туалетной бумаги, прикрытый вязаной розовой нахлобучкой, из которой торчали пластмассовые голова и руки девушки. Довязка представляла собой как бы ее платье. Пока я мочился, кукла не сводила с меня пустых голубых глаз. Отлив, я снял нахлобучку с крепления и надел себе на член. Поначалу ничего больше я с ней делать не собирался. Но тут мне бросилось в глаза, что у куклы есть грудь, а пластмассовые губы чуть приоткрыты. Мне понравилось, как она на меня смотрит. И руки у нее были раскинуты, точно ее кто-то только что повалил на спину. Я забрался ей под платье, и голова у нее закачалась, потянул посильнее, и платье съехало вниз, обнажив грудь. Кончилось дело тем, что я в нее спустил. Забрать куклу с собой? Еще обвинят в воровстве. И я нацепил ее обратно на рулон, перемазав в сперме. Дядя Майк, в потертых домашних джинсах и серой фланелевой рубашке, ждал меня в храме. Он вытирал руки посудным полотенцем. – Привет, что ли, Харли, – выговорил он, уставившись на меня. – Привет, дядя Майк. – Ты так неожиданно. Дома все в порядке? – Все прекрасно. – Чем тогда могу помочь? Дядя протянул полотенце жене, стоящей рядом. Только не качаться. – Хочу извиниться, – произнес я. – Извиниться за что? – За свое поведение. Мне не стоило выделываться перед тобой. Ты прибыл с добром, а я… Выражение его лица смягчилось, не то что у тети Джен. – И ты тащился за тридевять земель, только чтобы это сказать? – произнес дядя. – Позвонил бы лучше. – Не люблю телефоны. Никогда не поймешь, слушают тебя или нет. – Это правда. Он сдернул с головы бейсболку, пригладил волосы и снова надел. Выпучил глаза, оглядел комнату. Что ж ты так нервничаешь? – Извинения принимаются, – повернулся он ко мне. – По правде сказать, я про это и думать забыл. |