Онлайн книга «Сироты небесные»
|
– И Томплинсон взглянул вперёд и увидел в ночи звезды, замученной в аду, кровавые лучи… – сказал он. – О! – воскликнул Рра-Рашт. – Ведь стих, неужели нет? – Это не я написал, – сказал Санька. – Это Киплинг. – Киплинг, Киплинг… – кот наморщил лоб. – О! "Вечность и тоска ох влипли как наизусть читаем Киплинга а вокруг космическая тьма?" – он выговорил это с какими-то странными завывающими интонациями и без знаков препинания, а вернее – ставя точки после каждого слова и влепив большой вопросительный в самом конце. – Это мне учив Маша. Как говорить и понимать. – Здорово, – сказал Санька. Строчки казались знакомыми, но в голове всё ещё лежала сырая лапша. Потом он всё-таки вспомнил: – Так это же Высоцкий! – Именно правильно, – согласился Рра-Рашт. – Жалко, не захватили гитару, – сказал Санька. – Я бы спел… Это наша звезда? В смысле – наша цель? – Не должно быть, – сказал кот. – Слишком большой. Красный гигант. Не бывает планет. Где-то рядом спутник-звезда. Близко увидим. – Прыгаем? – Не вдруг. Будем осторожнее всех. Гравитационный… – кот не нашёл слова и сделал волнистое движение рукой – вниз и вверх. – Канава? – Яма, – подсказал Санька. – Чёрная дыра? – Не знаю. Что-то. Будем пристально предельно изучиваем. Только после прыжок. Иначе полный гробик. – Если это красный гигант, – прикинул Санька, – то до него не меньше ста парсек? Это нам ещё целый месяц лететь? – У нас нет целый месяц, – грустно сказал кот. – Будем тяжело дальний прыжок под очень сильно хроновик. Скорость-скорость… День два или три. Это какое замедление времени должно быть? – в ужасе подумал Санька. Предельным считается десять, это как раз с ним – лететь месяц, и такое издевательство над организмом ещё как-то можно перенести. Сколько он хочет сделать?.. будет хуже, чем визибл вразнос… Но ничего не сказал. * * * Время пошло очень медленно. Артурчик стряхнул рюкзак, вынул из него обе бомбы. Рядом звякало железо. Крошечный отрядик ощетинился наконечниками стрел и дулами ружей; остро завоняло дымом фитилей. Ружей было два, к ним два лука, арбалет и ручная мортирка. – Спокойно, – сказала мать. – Без нервов. Тёть Наташ, попробуй потолковать с ними… Но тут уже от местных замахали руками, и высокий, с узким лицом мужик вышел вперёд. Артурчик видел его когда-то… где-то… недавно… Точно, в школе. Это же учитель Уршухай! Таким вот – голым по пояс, с топором и волосами в пучок – сразу и не узнать. – Не надо, – крикнул он по-русски. – Поговорить! – Тёть Наташ, поговори, – велела мать. – Что-то мне всё это сильно не нравится. Арт, пусти-ка ракету. – В них? – удивился Артурчик. – Вверх, балда. Пусть думают, что вокруг наши… Бабушка Наталья вздрогнула и обернулась, когда за её спиной порвал воздух в клочья дикий разбойничий свист с последующим большим бабахом. Местные засмеялись. – Ребята, – сказала мать, – не расслабляемся. Пока мы на дистанции, мы сильнее. Стоит им подойти… Что говорили учитель и бабушка Наталья, слышно практически не было. Так, долетали отдельные слова и восклицания. Тревожные. Потом переговорщики разошлись к своим. – Плохо дело, – сказала Вовочкина бабушка, вернувшись. – У Пятнистого леса хутор ихний есть, дворов в десять. Жувайлы туда позавчера наведались – и чем-то их там сильно напугали. Они сами не поняли, чем. Вернулись сегодня со взрослыми, проверить – а там все мёртвые. Задушенные. Вот и бросились… – А чего за топоры хватались? – мрачно спросил дядя Иван. – Да сдуру… Теперь мы у них во всём виноватые, так-то. Хорошо, старших слушаются – удержал их Уршухай… – И куда они сейчас? – В город, куда же ещё. Совет держать. Когда нас резать: сразу или дать сначала что-нибудь объяснить… – Он так и сказал? – не удержался Артурчик. – Нет, он-то как раз думает, что мы ни при чём… – Так мы и есть ни при чём! – Значит, это будет нас утешать, – сказала бабушка Наталья и крепче затянула платок. – Войдём в историю как необоснованно репрессированные… Досадно-то. Куда улетели, а опять то же самое… – Сейчас-то мирно расходимся? – спросила мать. – Если мирно, то побежали, некогда нам… – Постойте, Лена Матвеевна, – сказал дядя Иван. – Надо же выяснить, что там произошло, на том хуторе. Абы – люди разумные, семь раз отмерят… – Прежде чем за топор возьмутся? – Именно. Всё, не лезу с советами, командуйте. Мать глубоко вдохнула. Выдохнула. – Хорошо. Вы и… тётя Наташа? Пойдёте? Вы идёте на этот чёртов хутор и оттуда – домой. Мы до вечера идём, как шли, а потом – тоже домой. То есть утром, часов в девять, встречаемся в обкоме. Устраивает? Бабушка Наталья опять пошла на переговоры, и им с дядей Иваном дали нескольких провожатых. А может, конвоиров. Мать махнула Уршухаю рукой и повела свой маленький отрядик прежним маршрутом – по следу четверых, нёсших что-то тяжёлое. По тому, как все молчали, Артурчик понял, что дела, в общем-то, плохи. 31-й год после Высадки, 12-го числа 4-го месяца. Поздний вечер – По-моему, это девушка, – сказал Олег, глядя на дверь дома, за которой, всё ещё пошатываясь, скрылось существо. – В смысле, кошка. – Намерен приударить? – спросил Ярослав, вяло обстругивая палку-шампур для двух дюжин выпотрошенных прыгунков, всего за какой-то час пойманных в силки на кромке болота; похоже, там их было полно. – Валяй… – Дурак ты, боцман. – Какой уж есть. Ну, девушка, да. Какая нам разница? – Да никакой, наверное. Просто интересно. Ты что, давно заметил? – Сразу, наверное. – И не сказал… – Маньяк. – Я не маньяк, я вот просто думаю… в общем… как-то всё неправильно, а? – Олег приподнялся на лежанке. – Жизнь фактически окончена, а что толку? Детей своих – и то нет… – Кто ж тебе мешал? Дурацкое дело нехитрое… – Вот я и думаю, что не тем занимался. – Ерунду думаешь. Смотри, у меня этих короедов – штук двадцать пять как минимум. Скорее, больше. А толку? Если меня завтра вешать будут, то я что, буду с удовлетворением думать «зато я жизнь не зря прожил»? Точно так же зря, как и ты. Боюсь, что и на Земле мы бы с тобой теми же мыслями думали. Сидели бы сейчас за кухонным столиком, на газетке "Советский спорт" колбаса ливерная толстыми такими кусками нарублена, черемша вялая позавчерашняя, соль горкой, два стакана зеленоватых залапанных, в них солнцедар импортный плещется. У тебя из-под линялой майки растянутой брюхо вывалилось, белое, мятое, как старое тесто, и глаза рыбьи, а ноги вот такие кривые и чёрными-чёрными волосами обросли. А я большой писательский начальник, рукава пиджачка синего поддёрнул, галстук распустил, брыли – во, как у Черчилля, под мышками потоп, портфель крокодиловой кожи всё время на пол шлёпается, и телефон в комнатах звонит-раскалывается, а я говорю: да гребёте вы все с надрывом… |