Онлайн книга «Малой кровью»
|
Из-за затылков и вздернутых рук она видела, как ее покалеченного «самурайчика» подцепляют к нескольким мотоциклам и тому чудовищу, моторы разом взорвались, и все окутало пылающим дымом. Упряжка медленно потащилась вперед, и следом двинулась вся стая. Потом Юльку похлопали по плечу и что-то проорали на ухо, она не поняла, но морда, обращенная к ней, была сияющая, ее снова похлопали по плечу, уже сильнее, а потом — по заднему сиденью мотоцикла. И, не веря себе, Юлька просто села сзади и левой рукой обхватила водителя. У него были сплетенные в тугие косички длинные волосы и мягкая белая кожаная куртка. Они догнали упряжку, почти пробились к «самурайчику», потом отстали. Все байкеры были негры, все в ослепительно белой коже, все мотоциклы сияли хромом и светились сотнями лампочек — как новогодние елки. Или рождественские. От этого веяло нереальной жутью. Через два-три километра кавалькада свернула вправо, на дорогу поуже, — сначала через поле, потом — по опушке леса, потом впереди показались огни, дорога раздвоилась, а на самой развилке по кускам вывалился из темноты огромный автокран. Здесь стали останавливаться, кружить, газуя, занимать удобные места и потом глушить моторы. Юлька сползла с мотоцикла; ноги уже слушались. — Ты кто? — спросил, оборачиваясь, тот парень, который ее вез. — Рита, — сказала Юлька. — А ты? — Я Омар. Мы патриоты, понимаешь? А у тебя — джапская тачка. Зачем? — Кататься. — Катайся на калифорнийской. Рубишь? — Какая завелась. Рубишь? — А! Так это не твоя? —Ну! — Бумс. Пошли тогда смотреть! И они пошли смотреть. «Самурайчика» уже подцепляли к крюку, и кто-то запускал движок крана. Огромный парень, все еще держа в руках оторванный руль, вскочил ногами на бак вздернутого на дыбы мотоцикла. — Черти! Мы поймали еще одного япошку! Вы помните Пирл-Харбор?! Вы помните, как они отрубали мечами головы нашим летчикам? Вы помните, как они по частям скупали Фриско и Эль-Эй? Как они сперли наше виски и наш бейсбол? Как узкоглазые тачки катили по нашим дорогам, как будто это дороги в ихней Джапландии или какой-то занюханной Европе? Вы все это помните, черти?! — Да-а-а!!! — Так какой приговор этому гаду? — Смерть!!! — Что? Не слышу! — Сме-е-е-ерть!!! — Еще раз! — Убей его! Смерть! Смерть узкоглазым!!! — Смерть!!! — Сме-е-е-е-ерть!!! — Уррра-а-а!!! — Вздернуть его! Вздернуть! — Ша, черти! Суд состоялся! Приговор вынесен! — Да-а-а!!! — Привести в исполнение! — А-а-а-а!!! Дава-а-ай!!! Взревел старинный дизель, что-то заскрежетало, тросы напряглись — а потом «самурайчик» приподнялся, несколько секунд пытался устоять на задних колесах, вытянуться — но не сумел, оторвался от земли и судорожно закачался в петле. — Правосудие свершилось! — загудело над головой. Где-то над планетой Тирон Серегин очнулся. Или ему так показалось. Или он очнулся уже не в первый раз. Вынырнул, погрузился, вынырнул снова, снова погрузился… Тошнило, как после основательной нервной попойки на пустой желудок. Он сморщился и попытался открыть глаза. Как было темно, так и осталось. Хотя нет. Темнота таяла, словно черный воск, оставляя такие же черные фигуры: двое, плечом к плечу, на темно-темно-фиолетовом фоне… Он приподнялся на локте и неожиданно для себя застонал — от тянущей боли и армии мурашек, набросившихся на всю левую половину тела. Одна из фигур шевельнулась, и тут же где-то рядом затлел тусклый синеватый свет. — Ты как? — спросил кто-то очень знакомый. — Нич… чехо… — говорить было трудно, будто что-то застряло в горле. — Нор… мально. — Пить хочешь? — Страшно. — Пошурши там, рядом с собой… — Пошурши… — проговорил Серегин знакомое слово. — Гришка, ты?! Живой? — Да я, кто еще… Это был Гриша Фогман, считавшийся погибшим два месяца назад. — Ну ни хрена… — прошептал Серегин, нашаривая тем не менее флягу — чапскую, из прочного красного стекла, обшитую ноздреватой пружинящей кожей птицы тубсы, нелетающей хищной падлы размером с осла. В Сайе они встречались редко, а на юге, говорят, охотились стаями, твари… Пробка разбухла, пришлось проворачивать ее зубами. Во фляге было густое кислое вино со смолой — местное подобие рицины. — Ф-ф!.. — Три глотка, четыре, пять… надо остановиться. — Спас, Гриша, ну просто спас… — Спа-ас… — передразнил Фогман. — Ты уверен? А если из огня на сковородку? — Огня они не развели, не успели… Слушай, а что это за катер? Фогман перебрался к нему. Серегин сел, и теперь лицо бывшего героически павшего находилось почти рядом, сантиметрах в сорока, освещенное низовым красноватым светом, неизвестно откуда идущим — на кораблях нанимателей такого рода фокусы были в обычае. — Катер мой, — сказал Гриша. — На руле приятель Тимграус, я бы вас познакомил, да он по-русски ни бум-бум. А ты же, я помню, — ни на лингве, ни знаками… — Не понимаю, — сказал Серегин. — Откуда у тебя катер? И вообще — что с тобой произошло? Мы же тебя за мертвого держали. — Ну… почти и не ошиблись. Дня три я мертвым побыл… Очень прикольно, должен сказать. Как-нибудь при случае — советую. Да ты не пыхти, Серегин. Все я тебе расскажу… просто тут такое дело, что не знаю, как начать. В общем, так. Я решил разобраться что к чему. Давно еще. Мне, понимаешь, показалось как-то, что и за белых, и за черных играет кто-то один. Не очень умело играет и не очень умело скрывается при этом… — Для тупого сержанта ты наблюдателен, — сказал Серегин. — Я очень наблюдателен, — сказал Фогман. — Кроме того, я успел поучиться в трех универах, и мне просто нигде не понравилось… Рицина вдруг долбанула в голову — горячей кумулятивной струей. В мозгу образовалась дыра с оплавленными краями. Дыру наполнял белесоватый дымок. — Эй, — сказал Фогман. — Ты что, плывешь? — На'борот. Все п'нимаю. Как собака. Спать дог… долго не смогу. Рыжие. Классная вещь. Но — пл'вет. Плывет, да. Оно… Глаза закрылись, и Серегин действительно куда-то поплыл. — Не спать! — почти крикнул Фогман. — Такточ… — Минут через двадцать будем на месте, не позволяй, чтобы тебя разморило, ты понял? — Ага… |