
Онлайн книга «Каникулы в Лимстоке. Объявлено убийство. Зернышки в кармане»
— Понятно. И вы не заметили ничего необычного, ничего ненормального, совсем ничего, когда вернулись? Голубые глаза широко распахнулись. — О нет, инспектор, совершенно ничего! Все было так, как обычно. Это как раз самое ужасное! — А неделей раньше? — Вы имеете в виду день, когда миссис Симмингтон… — Да. — О, это было ужасно… ужасно! — Да-да, я понимаю. Тогда вы тоже днем выходили? — О да, я всегда вывожу детей днем на прогулку — если погода достаточно хорошая. Утром мы делаем уроки. Мы в тот день ходили на вересковую пустошь, я помню… довольно далеко. Я испугалась тогда, что вернулась слишком поздно, потому что, когда я проходила через калитку, я увидела мистера Симмингтона, идущего из конторы, — на другой стороне улицы, а я ведь еще не поставила чайник, но было только без десяти пять… — Вы не поднялись к миссис Симмингтон? — О нет. Я никогда этого не делала. Она обычно отдыхала после обеда. У нее были частые приступы невралгии, и, как правило, они начинались после еды. Доктор Гриффитс прописал ей какие-то порошки. Она обычно ложилась и пыталась заснуть. Нэш небрежно спросил: — Значит, никто не приносил ей почту? — Дневную почту? Нет, я заглядывала в почтовый ящик и складывала письма на столик в холле, когда возвращалась. Но частенько миссис Симмингтон спускалась и забирала их сама. Она же не спала весь день. Она обычно просыпалась к четырем. — Вас не обеспокоило, что в тот день она не проснулась к этому времени? — О нет, я ни о чем таком и не подумала. Мистер Симмингтон как раз вешал свое пальто в холле, и я сказала: «Чай еще не совсем готов, но чайник уже закипает», и он кивнул и позвал: «Мона, Мона!» А поскольку миссис Симмингтон не ответила, он поднялся в ее спальню, и это, должно быть, было для него ужасным потрясением. Он позвал меня, и я прибежала, и он сказал: «Уведите детей», а потом позвонил доктору Гриффитсу, и мы все забыли про чайник, и у него прогорело дно. О боже, это было страшно, ведь она была такая веселая и бодрая за обедом! Нэш резко спросил: — Мисс Холланд, каково ваше мнение о том письме, что она получила? Элси Холланд вспыхнула: — О, я думаю, это безнравственно… безнравственно! — Я не это имел в виду. Как вы думаете, это правда? Элси Холланд твердо заявила: — Нет, разумеется, я так не думаю. Миссис Симмингтон была очень чувствительна… по-настоящему чувствительна. Она все принимала близко к сердцу. И она была очень… ну, щепетильна. — Элси порозовела. — Что-либо в таком роде — грязное, я имею в виду, — могло довести ее до сильного потрясения. Нэш помолчал немного, потом спросил: — А вы не получали таких писем, мисс Холланд? — Нет. Нет, я не получала. — Вы уверены? Пожалуйста, — он поднял руку, — не спешите с ответом. Не слишком-то приятно получать такое, я понимаю. И иногда люди не хотят в этом признаваться. Но в данном случае очень важно, чтобы мы узнали. Мы прекрасно осведомлены, что все, что утверждается в этих письмах, — лишь наглая ложь, так что ни к чему смущаться. — Но я их не получала, лейтенант. Действительно не получала! Ничего в этом роде! Она негодовала, почти плакала, и ее запирательство выглядело совершенно искренним. Когда она вернулась к детям, Нэш встал у окна, глядя наружу. — Ну, — сказал он, — вот так дела! Она говорит, что не получала таких писем. И так говорит, словно это правда. — Конечно. Я уверен, что она не врет. — Хм-м, — протянул Нэш. — В таком случае я хотел бы знать, почему этот черт ее не зацепил? Я уставился на него, и он продолжил нетерпеливо: — Она ведь хорошенькая девушка, не так ли? — Гораздо больше, чем просто хорошенькая. — Вот именно. В сущности говоря, она необыкновенно хороша. И она молода. Лакомый кусочек для сочинителя анонимок. Тогда почему ее пропустили? Я покачал головой. — Это интересно, знаете ли. Я должен сообщить об этом Грэйвсу. Он ведь спрашивал, не знаем ли мы кого-то, кто совершенно точно не получал таких писем. — Она вторая, — сказал я. — Вспомните, есть еще Эмили Бэртон. Нэш издал короткий смешок. — Вы не должны верить всему, что вам говорят, мистер Бартон. Мисс Бэртон одно-то наверняка получила… да и побольше, чем одно. — Откуда вы знаете? — Эта преданная драконша, у которой мисс Бэртон теперь квартирует, рассказала мне, — прежняя прислуга, или повариха, Флоренс Элфорд. Весьма негодует по этому поводу. Жаждет крови «писателя». — Почему же мисс Эмили говорила, что она их не получала? — Робость. Язык этих писем не слишком хорош. Маленькая мисс Бэртон всегда жила, сторонясь всего грубого и неотшлифованного. — И о чем же говорилось в этих письмах? — Как обычно. В случае мисс Бэртон это особенно нелепо. И между прочим, там намеки на то, что она отравила свою старую матушку и большинство сестер! Я спросил недоверчиво: — Вы хотите сказать, что эта жуткая ненормальная действительно бывает в обществе — и мы не можем ее вычислить? — Мы ее вычислим, — сказал Нэш, и в его голосе прозвучала неумолимость. — Пусть только напишет еще одно письмо. — Но, боже ж ты мой, она же не будет больше писать эти штуки… не теперь же! Он взглянул на меня: — Э, нет, она будет. Видите ли, она уже не способна остановиться. Это болезненная жажда. Письма будут приходить, в этом не может быть ошибки. Я вышел наружу и, перед тем как уйти совсем, нашел Меган. Она была в саду и, похоже, почти уже вернулась к своему обычному состоянию. Меня она приветствовала вполне бодро. Я предложил ей снова перебраться к нам на некоторое время, но после некоторого раздумья она покачала головой: — Это очень любезно с вашей стороны, но, я думаю, я останусь здесь. В конце концов, это… ну, я полагаю, это мой дом. И, осмелюсь предположить, я могу быть немножко полезна мальчикам. — Ну, — сказал я, — это уж как вам захочется. — Тогда, я думаю, я останусь. Я… я… — Вы?.. — Если… если случится что-нибудь ужасное, я ведь могу позвонить вам, не так ли, и вы придете? Я был тронут. — Конечно. Но что такое ужасное может случиться, как вы думаете? — О, я не знаю. — Вид у нее был рассеянный. — Что-нибудь вроде того, что сейчас происходит, разве этого не может быть? |