Онлайн книга «Каникулы в Лимстоке. Объявлено убийство. Зернышки в кармане»
|
Затем ее губы раскрылись и произнесли нечто, пробравшее меня до мозга костей. — Мне нужны деньги, — сказала она. Эта просьба отнюдь не улучшила настроения Симмингтона. Он резко сказал: — Неужели ты не могла подождать до утра? В чем дело, ты думаешь, тебе слишком мало выдают на расходы? «Прекрасный человек, — подумал я даже тогда, — готовый выслушать разумные доводы, хотя и не откликающийся на эмоциональные взрывы». Меган сказала: — Я хочу много денег. Симмингтон выпрямился в кресле. Он холодно сказал: — Через несколько месяцев ты станешь совершеннолетней. Тогда те деньги, которые завещала тебе бабушка, будут тебе выданы опекуном. Меган сказала: — Вы не понимаете. Я хочу получить деньги от вас. — Она продолжала, говоря все быстрее: — Никто мне не рассказывал слишком много о моем отце. Просто не хотели, чтобы я знала о нем. Но я знаю, что он попал в тюрьму, и знаю почему. За шантаж! Она помолчала. — Ну а я — его дочь. И возможно, я на него похожа. В любом случае я требую дать мне денег, потому что, если вы этого не сделаете… — Она остановилась, а потом продолжила очень медленно и четко: — Если вы этого не сделаете, я расскажу, что вы проделали с таблетками в тот день в комнате моей матери: я это видела. Наступило молчание. Затем Симмингтон произнес совершенно неживым голосом: — Я не знаю, что ты имеешь в виду. — Я думаю, вы знаете, — сказала Меган. И она улыбнулась. Это не была добрая улыбка. Симмингтон встал. Подошел к письменному столу. Достал из кармана чековую книжку и выписал чек. Он осторожно промокнул чек и вернулся. Протянул чек Меган. — Ты уже взрослая, — сказал он. — Я могу понять твои чувства и желание купить что-нибудь особенное из нарядов и прочего. Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не стану обращать на это внимание. Но вот тебе чек. Меган взглянула на чек, потом сказала: — Спасибо. Мы это продолжим. Она повернулась и вышла из комнаты. Симмингтон уставился ей в спину, потом на закрытую дверь, потом он повернулся, и, когда я увидел его лицо, я совершенно инстинктивно рванулся вперед. Меня остановили самым экстравагантным образом. Большой куст, который я заметил у стены, перестал быть кустом. Руки лейтенанта Нэша обвились вокруг меня, и голос лейтенанта Нэша зашипел прямо мне в ухо: — Тихо, Бартон! Ради всего святого! Затем, с бесконечной осторожностью, он дал сигнал к отступлению, и его рука принудила меня последовать за ним. Обогнув дом, он выпрямился и отер лоб. — Конечно, — сказал он, — вы могли вломиться туда! — Девочка в опасности, — сказал я требовательно. — Вы видели его лицо? Мы должны забрать ее оттуда. Нэш крепко сжал мою руку: — Вот что, мистер Бартон, извольте слушаться! Что ж, я слушался. Мне это не нравилось, и все же я уступил. Но я настоял на том, чтобы остаться здесь, и я поклялся безусловно выполнять приказы. Таким образом, я вместе с Нэшем и Паркинсом вошел в дом через заднюю дверь, которая была уже отперта. И я ждал вместе с Нэшем на лестничной площадке, спрятавшись за бархатной портьерой, скрывающей окно в нише, пока часы в доме не пробили два. Открылась дверь спальни Симмингтона, и он прошел через площадку в комнату Меган. Я не вздрогнул и не шевельнулся, потому что знал, что сержант Паркинс — там, в комнате, скрытый распахнутой дверью; я знал, что Паркинс добрый человек и прекрасный специалист, но я не был уверен в том, что сумею сохранить спокойствие и не взорваться. И, ожидая там, с глухо колотящимся сердцем, я увидел Симмингтона, выходящего из комнаты с Меган на руках и несущего ее вниз по лестнице; а мы с Нэшем крались за ним на благоразумной дистанции. Симмингтон внес Меган в кухню, удобно устроил ее голову в газовой духовке и открыл газ как раз в тот момент, когда Нэш и я вошли в кухонную дверь и включили свет. И это был конец Ричарда Симмингтона. Он сломался. Он и не пытался бороться. Он знал, что проиграл и погиб. Наверху я сел у постели Меган, ожидая, когда она очнется, и обстоятельно проклиная Нэша. — Откуда вы знаете, что с ней все в порядке? Это был слишком большой риск! Нэш был совершенно откровенен: — Всего лишь немного снотворного в молоке, которое она всегда пьет перед сном. Ничего больше. Само собой разумеется, он не мог рискнуть отравить ее. Насколько это его касалось, дело закончилось с арестом мисс Гриффитс. Он не мог позволить себе иметь в доме какую-то таинственную смерть. Никакого насилия, никакого яда. Ну а эта непонятная девушка вроде зациклилась на самоубийстве матери и в конце концов пошла и сунула голову в газовую духовку — что ж, люди только и скажут, что она никогда не была вполне нормальной и что потрясение от смерти матери ее добило. Я сказал, глядя на Меган: — Уж очень долго она не приходит в себя. — Вы слышали, что говорил доктор Гриффитс? Сердце, пульс — все в абсолютном порядке; она всего лишь спит и проснется естественным образом. Это снотворное он дает множеству своих пациентов, он так говорит. Меган шевельнулась. Что-то пробормотала. Лейтенант Нэш деликатно вышел из комнаты. Вскоре Меган открыла глаза: — Джерри. — Привет, милая. — Я все правильно сделала? — Ты могла бы стать шантажисткой уже в колыбели! Меган снова закрыла глаза. Потом прошептала: — Вчера вечером я… я писала тебе… на случай, если… если что-нибудь будет не так. Но я так захотела спать к концу… Оно там. Я прошел через комнату к письменному столу. В затрепанном маленьком блокноте я нашел незаконченное письмо Меган. Оно начиналось так: «Мой дорогой Джерри, я читала моего школьного Шекспира, тот сонет, который начинается со слов: Ты насыщаешь взгляд, как тело — хлеб, Как влага освежающая — землю… И я поняла, что все-таки люблю тебя, потому что именно это я чувствую…» — Как видите, — сказала миссис Дан-Кэлтроп, — я была совершенно права, вызвав специалиста. Я уставился на нее. Мы все находились в доме викария. Снаружи хлестал дождь, а здесь горел чудесный огонь в камине, и миссис Дан-Кэлтроп блуждала по комнате, зверски избивая диванную подушку и водрузив ее затем — из каких-то собственных соображений — на фортепиано. — Но когда? — спросил я, удивленный. — И кто это был? Чем он занимался? |