
Онлайн книга «Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений»
Когда я услышала эти слова, то почувствовала, что мое сердце разрывается от боли, словно в него вонзили кинжал. Меня душили слезы. Выйдя из тюрьмы, я, словно оглушенная, села в экипаж, примчалась домой, взяла Татули из кроватки и так сильно обняла, как будто кто-то хотел забрать ее у меня. Держала, крепко обняв и прижав к сердцу. И обильными слезами увлажняла ее платье. Как я могу тебя отдать, моя маленькая, мое счастье?! Алеша в тюрьме, его обвиняют в серьезных преступлениях. Его или расстреляют, или сошлют в Сибирь. Мне 21 год. За что мне такая боль? Решили отправить Татули и двухгодовалого Георгия в Бандзи. Бабушка Тамара и дедушка Кици были нам безмерно рады. Затем вернулась в Тбилиси, где должна ухаживать за Алешей. Весь город в слезах и в черном – не было семьи, у которой не было бы заключенного. Ночи и дни напролет мы бегали друг к другу, чтобы узнать, кого расстреляли прошлой ночью. Расстреляли моего дедушку… Когда сын моей няни пробрался к месту, где были сброшены тела расстрелянных и нашел тело дедушки, то увидел, что в кулаках он сжимал вырванные от боли волосы из бороды… Из губернской тюрьмы всех политических перевели в Метехи. Моего мужа тоже перевели. Когда их посадили на грузовую машину, то водитель не смог сдвинуть ее с места. Так она была переполнена. Тогда нескольких людей вывели и расстреляли. Остальных расстреляли в другом месте. В Метехи были запрещены свидания. Весь мост через Куру, ведущий в тюрьму, был заполнен желающими передать продукты. Если корзина возвращалась пустой, это означало, что человек жив и получил передачу. Если полной – значит, его уже нет. С замиранием сердца ждали ответа. Страшная история произошла на моих глазах с приехавшей из села женщиной. Она спросила про своих двоих сыновей. Ей ответили, что они расстреляны. Тогда она спросила про мужа. И услышала тот же ответ. Никогда не забыть мне горе той женщины. Невозможно описать его словами… Ко мне в тот день, как спасение, вернулась пустая корзина с маленьким клочком бумаги: «Получил, Алеша». Один раз я передала ему бутылку с вином. Она вернулась пустой и с надписью: «Полная бутылка лучше, чем пустая». И ниже более мелким почерком: «Раньше было время, когда Метехи было в Грузии, а теперь Грузия в Метехи». В день расстреливали по 100 человек. Чекист Оганезов читал список, кого будут расстреливать в этот день. Всех заключенных выводили во двор и объявляли имена. В один из дней Алеша с другом Илико Махарадзе стояли и слушали список. Когда его почти до конца дочитали, Илико повернулся к Алеше: «По-моему, нам сегодня повезло». И в этот момент назвали его имя. Они обнялись – Илико очень мужественно принял свой приговор. «Хорошо, что ты сегодня остался в живых. Может, повезет и тебя освободят. Ведь тебя ждут жена и дети», – сказал Илико Алеше. У него самого семьи не было… Так безбожно, в мучениях мы проводили наши дни. Грусть стояла над городом. Слезы, страх и горечь… Как-то я отнесла передачу. И Алеша в ответ написал несколько слов: «Получил, благодарю, шерш». «Шерш» по-французски означает «ищи». Я тщательно обыскала корзинку из-под передачи и обнаружила там письмо. «Моя душой и телом красивая, моя радость и гордость! В самый сложнейший и отчаянный момент, когда душа уже свыклась с мыслью о смерти и эту жизнь уже считаешь пройденной, даже тогда ты стояла перед моими глазами, как святой ангел, и смягчала и облагораживала мерзкую и грязную атмосферу, в которой я находился. Никогда даже не мог себе все это представить, так как никогда не читал трагедию, которая своей глубиной могла бы сравниться с теми испытаниями и способами пыток, которые здесь употребляют. Знай, моя гордость, что все способы пыток, которые есть у этой страшной машины, были испытаны на мне. Но всю горечь в сладость превращала мне ты. Прошу – не сомневайся: если бы даже тогда, когда я в холодном страшном вонючем смраде сидел и ждал смерти, кто-то спросил меня, что ты предпочитаешь – чтобы никогда не возвращался в Грузию и сидел на каком-нибудь острове в Таити, где всегда весна и красота, и жил с огромным богатством и удобствами, я бы посчитал мои чувства оскорбленными. Так как я не испытал бы такого счастья и наслаждения, которое ты мне дала. Ох, маленькая, как я тебя люблю! Если бы ты знала, как тебя уважаю, как тебя ценю, как хочу дожить до того момента, когда я буду о тебе заботиться, ласкать и целовать с любовью. Я хочу дать тебе почувствовать, как ты это заслуживаешь! Несмотря на то что эта жизнь несправедлива, доброта и чистота не всегда вознаграждаются мучениями. После темной ночи всегда наступает светлое утро. А после холодной зимы идет теплая и красивая весна…» …Расстрелянных сваливали в яму, а ночью родители приходили и вырывали их тела. Это было настоящее геройство. Перед расстрелом пели «Дидеба, Сакартвело!» – «Хвала Грузии!». Как-то я в очередной раз принесла передачу Алеше и увидела, что к нашему другу Гие Абашидзе никто не пришел. Отправилась в магазин, купила продукты и вернулась с передачей. «Расстрелян», – ответили мне. Я заплакала и пошла домой. По пути встретила идущих в тюрьму родственников Гии. Я уже знала, что его больше нет… Вот так мы мучились… Из Москвы неожиданно пришла депеша: прекратить расстрелы. Политических заключенных помиловали. Когда Алеша вернулся домой, то сказал мне: «Извини, были дни, когда ни тебя, ни детей я не вспоминал. А мечтал только о том, чтобы меня расстреляли». Расстреляли всех близких друзей Алеши, он долго не мог выйти из воспоминаний. «Я чувствовал себя, словно в море крови», – говорил он. Когда он вернулся, Татули был один год. Тогда состоялось первое знакомство отца с дочерью. Шло время, оно же лечит раны. Алеша стал работать в концессии с американцами, которая занималась марганцем. Мы приглашали их на обед, стол был красиво сервирован кузнецовским сервизом, дорогой хрустальной посудой с серебряной каймой, с белыми скатертями и накрахмаленными салфетками. Алеша хорошо работал. Ренту за квартиру мы платили валютой, которую он получал. Алеша должен был часто уезжать в село Чиатури, где находились шахты. И поэтому он решил перевезти нас в свою деревню Дарквети, которая находилась неподалеку от Чиатури. Как только мы туда приехали, то сразу попали в «черный список». Ведь родители Алеши были раскулачены. Нам запретили иметь прислугу, и даже корову приходилось доить самим. |