Онлайн книга «Германтов и унижение Палладио»
|
Сияние зашлифованной мраморной слизи. Старинным в этом кондиционированном вестибюле был только изумительный блёклый, палево-рыжеватый гобелен. На нём угадывались силуэты Словенской набережной, о чём и свидетельствовала вытканная по нижней канве гобелена надпись: Riva degli Schiavoni. Цвета сгармонизированы – проявился вкус Веры? Однако – старинный гобелен на новёхоньком поблёскивающем, будто бы искусственном мраморе? Старинный монохромный матовый гобелен нужен был лишь для того, чтобы оттенить цветистый блеск и новизну мрамора? Даже в убранстве дома своего всё подчинено маркетингу? По лестнице они уже поднялись на второй этаж, к распахнутым – красное дерево с золотыми барельефами – дверям в просторную, метров сорок-сорок пять, элегантно декорированную гостиную с неопределённого стиля мебелью, с занавешенными тяжёлыми бордовыми шторами окнами и скошенным солнечным пятном на тиснёных тёмно-изумрудных обоях. Косой луч врезался в проём приоткрытой двустворной балконной двери. На пороге гостиной их приветствовала, легко отбежав от сервированного стола, на котором бросились сразу в глаза три синих бокала, и сделав шутливо книксен, а затем лишь медленно протянув длинную белую руку с вспыхнувшим на безымянном пальце маленьким аметистом… – Знакомьтесь, ЮМ, это моя партнёрша по управлению турфирмой, Оксана… – само собой, в отсутствие мужа было бы двусмысленно встречаться с гостем наедине. Эффектная особа лет тридцати со свисавшими до плеч волосами цвета жжёного сахара, большим ртом и – под правильными полукружьями бровей – широко разнесёнными, красиво вырезанными в припухлых веках, будто бы чуть сонными голубыми глазами. На Оксане была бежевая короткая полотняная юбка, белая блузка и жилетка из тончайшей коричневой кожи, а на шее был шёлковый туманно-болотный платок с пёстрыми разводами, повязанный как пионерский галстук. «И обедая втроём, всё равно двусмысленностей будет не избежать», – подумал Германтов, слегка пожимая вялую податливую ладошку. – Как вам, Юрий Михайлович, наша мартовская жара? – певучий, пожалуй, с мягкой украинской интонацией голос. – А громы-молнии ночью?! Я боялась, что наступил конец света. – Удалось, слава богу, выжить. – Мы стол решили пододвинуть поближе к балконной двери, – сказала Вера, – понадеемся на ветерок с моря. Осматривался. В одном углу гостиной был большой – белый, с коричневыми прожилками мрамор и бронзовая решётка – камин; в другом углу была изящная, с тонкой спиралью перил, модернистская винтовая лестница. – Если спуститься – попадём в тайный подземный ход? – Угадали: в подвал с винным погребом и в подземный ход с катакомбами, где лежат скелеты. А если поднимемся, окажемся на спальном этаже, – объяснила Вера, – и ещё выше, на крыше, там у нас большая терраса. Знакомая гравюра: Нева в самом широком месте её, с торговыми судами, парусниками и Петропавловским шпилем; а вторая, парная, гравюра и не нужна была – в раме балконного проёма красовался монастырь Сан-Джорджо-Маджоре. И два масляных полотна в мощных кудряво-золотых рамах, виды Большого канала – похоже, что Каналетто. – Подлинники? – Обижаете, Юрий Михайлович, – вступилась за хозяйку Оксана. Полминуты на восхищение. Так, память саднит? В прозрачной посудной горке преобладало тонкое стекло, но сиял и бело-синий чайный сервиз Ломоносовского фарфора. Краем глаза следил за Верой: и ведь никогда не была она писаной красавицей, а сейчас нельзя было ей не залюбоваться, всё лучшее в ней сохранилось и расцвело – плавные движения, осанка, стать, казалось, естественно вырастали из угловато-грациозной и порывистой «маленькой Веры»; ей к лицу были прожитые годы… И – усилилось её сходство с мамой. В крайнем отсеке посудной горки, как в специальной витрине, – белая атласная маска с резким профилем и глубокими вырезами для глаз. Снизу к маске был прикреплён кусок чёрного шёлка, призванный закрывать нижнюю часть лица, шею, тут же – чёрная треугольная шляпа с серебряными галунами. – К этому наряду, – объясняла Вера, – остаётся только добавить чёрный широкий плащ-накидку с чёрной кружевной пелериной. – Такой, как на вешалке в вестибюле? – Такой. – И ещё, – подошла Оксана, – чтобы почувствовать себя настоящим Карнавал Карнавалычем, маски и плаща мало, нужны белые чулки и чёрные туфли с пряжками. – Помните Алексеева? – улыбаясь, спросила Вера: Снимите, пожалуйста, маску, – говорит мне врач, – снимите, мне надо осмотреть ваш нос. Не могу, говорю, – с удовольствием бы снял, да не могу, я всегда должен быть в маске. – Помню! – подхватил Германтов: Да снимите же наконец эту дурацкую маску! – говорит мне женщина, которой я нравлюсь. Не ломайтесь, снимите И покажите своё лицо! – И что же вы? – подключилась к игре Оксана. Не сниму, – говорю, – незачем, у меня нет лица. – Примем к сведению! – Согласно венецианской традиции карнавальный наряд может служить оправданием любых поступков. – Маски руки разномастным проходимцам развязывают, поэтому маски и после официального закрытия карнавала они не спешат снимать: по Венеции разбредаются привидения или призраки. – Есть разница между привидениями и призраками? – Нет… – Во время карнавала активизировались маги, гадалки, колдуны и колдуньи… Германтов посмотрел на Веру, она еле заметно улыбнулась ему. – Время карнавала всегда использовали наёмные убийцы, их жертвы падали замертво под крики «браво»! Гремела музыка, все танцевали, а публика хохотала, считая, что упавшие притворяются мёртвыми. – Смерть во время карнавала была почётной и желанной. – В сумасшедшую карнавальную неделю меня преследовали плохие предчувствия, – призналась Оксана, – ко всему донимали жара, влажность, с моря каждую ночь приходили грозы. Фото двух славных мальчиков. – Это Фабио, старший, а это… – Вы бы послушали, Юрий Михайлович, – сказала Оксана, – как и Фабио, и Алессандро читают наизусть Данте. – Надеюсь ещё послушать. Вера кивнула. – А это? – подошёл к другому фото, побольше, на нём тоже были две головы, – двое мужчин с картинно выпученными глазами, в меховых армейских шапках-ушанках со звёздами на фоне шатров и маковок. – Их в Петербурге, едва шапки нахлобучили, сфотографировали; был жуткий мороз, они вынужденно, чтобы не околеть, цигейковые шапки-сувениры на развале у Храма Спаса-на-крови купили… |