Онлайн книга «Сиятельный»
Поэта при этих словах будто паралич разбил. Какое-то время он молча хлопал глазами, затем подошел к оттоманке, навис надо мной и уточнил: – Что ты сказал? Ты бываешь на его могиле? – Ну да, – делано беззаботно подтвердил я. – Прокрустом был мой отец. Альберт скинул мои ноги на пол, уселся рядом и поджал губы: – Если это какая-то шутка… – Какие могут быть шутки? – вздохнул я и уставился в потолок. – Хватит меня разыгрывать! – возмутился поэт. – Проклятие оборотней передается по наследству по мужской линии! Это наследственное заболевание. Наследственное! А ты, насколько мне известно, не имеешь склонности выть на полную луну! Как такое может быть, а? Я пожал плечами. – Не знаю. – Не знаешь? – Думаешь, я не ломал над этим голову? Знаю одно – во мне этой заразы нет. Я бы почувствовал. – Возможно, она просто дожидается своего часа? Что, если до сих пор продолжается латентный период? – Альберт, это вздор! Латентный период заканчивается в подростковом возрасте, тебе любой скажет. А я не вою на луну, не боюсь серебра, и мои раны не затягиваются сами собой. – Не знаю, не знаю…. – Тебе так хочется, чтобы я оказался оборотнем? – рассмеялся я. – Брось! Возможно, все дело в проклятии. Отец очень сильно изменился после смерти мамы, стал другим, нервным и раздраженным. В нем будто что-то сломалось. Мы вечно переезжали с места на место, словно от кого-то убегали. Нигде не задерживались подолгу, отцу все время казалось, что за ним следят. Он был связан с подпольными ячейками анархистов и христиан, ходил по самому краю, много пил. Иногда срывался. – Убивал людей, – поправил поэт, больше не ставя под сомнение мои слова. – Срывался, – покачал я головой. – Он вел дела с опасными людьми, и иногда эти люди думали, что могут безнаказанно на него надавить. Они заблуждались. А нам приходилось перебираться на новое место. – Ты когда-нибудь видел сам, как он… убивал? Я кивнул. – Однажды мы припозднились домой, и нас решила взять в оборот шайка египтян. – И что? – Волонтеры три дня собирали разбросанные по парку конечности, – поморщился я от не самых приятных воспоминаний, – а папа неделю не просыхал. Он не любил убивать, просто не мог остановиться, когда на него накатывало. – Но тебя не трогал? – Нет. – Как он умер? – Я же говорю: не умел вовремя остановиться. Допился до смерти. Альберт поднялся с оттоманки и какое-то время молча ходил по апартаментам, обдумывая услышанное. Потом начал говорить вслух. – Анархисты, христиане, полиция, бандиты. Темные улицы и ребенок. Это все меняет, это меняет решительно все! Он посмотрел на меня, словно первый раз увидел, и попросил: – Лео, извини, мне надо побыть одному. Я без лишних слов поднялся с оттоманки, взял плащ и вышел за дверь. Уже подходил к лестнице, когда Альберт высунулся следом и крикнул: – Постой! Что ты делаешь завтра вечером? – Понятия не имею, – ответил я. – А что? – Ничего не планируй! У меня две контрамарки на последнее представление «Лунного цирка», – сообщил поэт и скрылся в комнате. Решив выяснить подробности, я вернулся к апартаментам, но, когда заглянул в дверь, Альберт уже склонился над столом и что-то лихорадочно записывал, то и дело макая перо в чернильницу. Не став отвлекать поэта, я спустился на первый этаж, уселся за дальний от сцены стол и, глядя на серый канал и падавшие с неба капли дождя, попытался понять, что изменилось во мне после недавнего признания. Я ведь раньше никогда и никому не говорил об этом, да и сам вспоминать не любил. Зачем рассказал Альберту? Ради его поэмы? Вовсе нет. По какой-то причине это нужно было мне самому. Но как ни силился понять, так и не решил, по какой именно. А потом с улицы зашел Рамон Миро и стало не до того. – Рамон! – махнул я рукой крепышу, подзывая к столу. – Садись! Сам сходил в бар и принес еще один чайник горячего травяного настоя. – Благодарю, – поежился Рамон, принимая чашку. Вокруг вешалки с его насквозь промокшего плаща моментально натекла целая лужа. – Что узнал? – спросил я у приятеля, когда тот сделал несколько глотков и принялся греть озябшие пальцы о горячее стекло. Рамон досадливо поморщился и признался: – Немного. Мастерскую, где склепали подделку, отыскать не получилось, но кузен пообещал что-нибудь об этом разузнать. – Уверен, что шкатулку вообще сделали на Слесарке? – засомневался я. – Ах да! – хлопнул вдруг крепыш себя ладонью по лбу. – Совсем забыл сказать! Ходил там один иудей, справлялся насчет изделий из алюминия. Так что найти мастерскую – это только вопрос времени. – Что за иудей? – насторожился я. – Да непонятный, – вздохнул Рамон. – Никто толком описать не может. Воротник поднят, шляпа на лицо опущена – вот и все, что говорят. Надо найти мастера, которому он заказ поручил, тот сможет его описать. А вообще, говорят, на щеке у него бы приметный ожог. – У иудея? – Да, на щеке. Я глубоко вздохнул, постучал пальцами по краю столешницы, потом спросил: – А может, не ожог, а родимое пятно? – У тебя есть кто-то на примете с родимым пятном? – Аарон, чтоб его, Малк! – выругался я. – Помощник управляющего! И он точно имел доступ к хранилищу банка! По крайней мере, в день налета! Рамон поднялся из-за стола, встряхнул плащ и деловито поинтересовался: – Берем его сами? – Еще спрашиваешь! – воскликнул я, вовсе не горя желанием делиться этой информацией с полицией. – Только сначала заедем в одно место… Когда я вышел из оружейного магазина с винчестером десятого калибра, дожидавшийся меня в коляске Рамон заметно переменился в лице. – Это еще зачем? – опешил он. Я спрятался от сыпавшейся с неба мороси под брезентовый верх и велел извозчику ехать в иудейский квартал, потом спросил приятеля: – Есть вероятность, что оборотень охотится за шкатулкой? Крепыш поморщился, но все же признал: – Есть. – Если мы с оборотнем выслеживаем одного и того же человека, можем мы случайно оказаться с ним в одном и том же месте? Рамон откинулся на спинку скамьи и признал: – Можем. – Ружье не помешает, так? – хмыкнул я и достал из портфеля коробку патронов, над которыми потрудился Александр Дьяк. – И учти – это не серебро. Твоя задача – удержать оборотня на расстоянии в течение хотя бы пары минут, пока подействует отрава. |