Онлайн книга «Повелитель мух. Бог-скорпион»
|
– Так, Болтун. Ничего не бойся. У нас уйма времени. Он увидел немигающий глаз, смотрящий настороженно, как краб из-под камня. – Закрой глаза. Расслабься. Веки сомкнулись, быстро распахнулись и сомкнулись снова, оставив поблескивающую щелочку. Верховный вкрадчиво заговорил: – Давай представим что-нибудь реальное. Болтун дернулся и мелко задрожал. – Смерть. Убийство. Жажда. Яма. – Нет! Нет! Что-нибудь нежное, мягкое, уютное. Блестящая полоска под веками задрожала, расширилась и исчезла. Зародыш на циновке пробормотал: – Ветерок на щеках. Прохлада. – Хорошо. – Падают белые хлопья. Горы в белых одеждах… – Опять ты за свое! Я сказал – реальное! – Белые люди. Безупречные, белокожие женщины – слоновая кость и золото… все иной крови… и такие доступные… О, доброта чужеземной женщины у ее очага! Верховный, нервы которого были напряжены до предела, сдавленно хихикнул и посмотрел с извиняющимся видом на Прекрасный Цветок. У той опять неровно вздымалась грудь. – Слушай меня, Болтун. Теперь ты спокоен, и я хочу в последний раз воззвать к твоему великодушию. Ты дорог Богу. Он гневается оттого, что ты не идешь к нему. Прими дар вечной жизни – ради всех нас! Болтун взвизгнул: – Нет! – Подожди. Мы понимаем, что ты болен и тебе ни до кого нет дела. Поэтому, чтобы ты помог нам, мы поможем тебе, если ты будешь великодушен, мы будем великодушны тоже. Ты получишь все, как Он. – Хотите подкупить? Но Верховный не слушал его. Он расхаживал вокруг Болтуна, который следил за ним, поворачивая голову, как змея. – Подумай, даже это, возможно, не все. После того, что я недавно тут услышал, Он может прийти в такой гнев, что… но мы должны сделать, что в наших силах. Неужели ты подумал, что мы просим тебя присоединиться к тем, другим, в боковых помещениях, и лежать там, спекшись от жары. О, конечно же, нет! Мы отвалим камни, уберем бревна… – О чем ты? – Ты будешь лежать рядом с самим Богом. Не меньше чем в трех гробах, и последний будет сделан из того материала, какой ты укажешь, и со всем богатством украшен… Болтун поднялся на колени. Опять завопил: – Дурак старый! – Погоди, и это не все! Мы вскроем тебя и удалим внутренности. Выкачаем через ноздри мозг и наполним череп благовонным маслом… Верховный, увлекшись, описывал руками широкие круги. Болтун обхватил себя за бока и ухал, как бешеная сова. – … о твоих заслугах перед людьми будет высечено в камне… Принц вскочил на ноги с криком: – Да, да, да! Болтун прекратил ухать и заговорил, все больше ожесточаясь: – Клочок земли размером не больше крестьянского поля… горстка обезьян, выброшенных на берег человеческим морем… слишком невежественных, слишком самодовольных, слишком недалеких, чтобы признать, что мир не ограничивается десятью милями реки… – Ты утопишь всех нас! – Ну и тоните, если у вас не хватает разума, чтобы спастись от наводнения в скалах… – Мы тебя умоляем! – Я, загнанный, приговоренный, – единственный разумный человек в этой, этой… Он метнулся к Прекрасному Цветку и схватил ее за щиколотку. – Неужели ты не понимаешь? Твоему брату всего… сколько ему… десять? У тебя вся власть… вся власть! Власть! Хочешь, чтобы он стал твоим супругом? Этот сопляк… – Убери руки! – Да он лучше станет девчонкой. У тебя есть солдаты… у тебя, одной из дюжины правителей на этой реке, есть уже какое-то подобие армии… У Прекрасного Цветка перехватило дыхание. Она закрыла лицо ладонями, смотрела сквозь пальцы на его глаза и не могла оторваться. Болтун заговорил снова: – Ты хочешь себе такого супруга? Она открыла было рот. Руки, вцепившиеся в подлокотники, поползли назад. Костяшки пальцев побелели. Она отвела от него взгляд, посмотрела на улыбавшегося принца, на чашу, стоявшую на подставке. – У тебя есть подобие армии. И ты задумываешься, что тебе делать? Верховный подал голос: – Мы знаем, что делать. Но, словно увидев в Прекрасном Цветке надежду для себя, защиту или даже ощутив некую власть над ней, Болтун встал перед нею и заговорил, словно Бог: – Кто в этой стране восседает на троне, тот и делит с тобой ложе, необыкновенная и прекрасная женщина. Он мог бы жечь огнем берега этой реки от истока до устья, пока люди, живущие на них, не стали бы поклоняться твоей красоте. – Кому в целом мире, – сказал Верховный, – взбрело бы в голову подобное? Я же говорил: ты сумасшедший! – Я не сумасшедший. Во мне нет ни лживости, ни порочности. Прекрасный Цветок вскричала: – Ни порочности? После всего, что ты говорил о чужестранках? Болтун широко развел руки: – Неужели ты не понимаешь? Нет, никто из вас не понял! В этой стране дураков есть только один человек, которому доступна любая – любая женщина, – это Высокий Дом, Бог! Прекрасный Цветок встала, прижав ладони к щекам. Но Болтун отвернулся от нее и с ненавистью и презрением смотрел на Верховного. – Даже ты не понял, умник… сколь нелепо, что эта женщина, эта девушка, эта красавица… которая желает меня… не принадлежит мне. Он наставил палец на Верховного. – А если я буду Высоким Домом? На мгновение кровь отхлынула от темного лица Верховного. Он отступил на три шага от Болтуна. – Солдаты, убейте его! Солдаты двинулись вперед, подняв копья. Болтун мигом потерял величественный вид. И, словно страх и ненависть заставили его действительно почувствовать себя богом, совершил нечто невероятное и мгновенное. Он нырнул вперед и в сторону, развернулся. Солдаты проскочили мимо и еще не успели остановиться, как один из них, получив подножку, оказался на полу, а его копье – в руках Болтуна. С неуловимой быстротой жало копья поразило солдата в шею. Второй солдат повернулся как раз вовремя, чтобы встретить то же острие. Он схватился за грудь и мешком свалился на пол. Еще он не коснулся пола, как Болтун обернулся к Верховному, который кричал что есть мочи: – Лучники! Копье Болтуна делало завораживающие зигзаги у груди Верховного, который не смел пошевелиться. Не переставая говорить, Болтун перебежал террасу и вскочил на парапет. Он обернулся в тот момент, когда показались солдаты с луками, не готовыми к стрельбе. Он метнул копье, и первый лучник упал, так и не размотав кольцо свернутой тетивы. Все время, пока тело Болтуна совершало эти невероятные действия, его лицо оставалось испуганным, а язык трещал не умолкая. Он говорил даже тогда, когда прыгнул с парапета вниз. Он погрузился в воду и там, наверно, продолжал говорить; и только когда он вынырнул, делая широкие гребки, на поверхность, было непонятно, говорит он или нет, из-за суматохи, царившей на террасе. Стрелы вонзались в воду вокруг него и, выныривая вверх оперением, плыли по волнам. |