Онлайн книга «Восточная миссия»
|
– Пока… Пока! – многозначительно уточнил генерал. – В бою он незаменим, – решил настоять на своем упрямец Ле Маре. – Вспомните хотя бы оборону Льежа. – Знаю… Я читал ваш рапорт… И, слово чести, заслуги Ляо не отмечены нами не потому, что он член Второго Интернационала…Просто еще не пришло время… – Успокойтесь, господа! – решил прекратить спор король. – Вся ответственность за выполнение задачи будет возложена на майора Колона и капитана Ле Маре. Им и карты в руки! – Есть! 46 Русские артиллеристы въехали в маленькую улочку предместья Перемышля и, повернув налево, совершенно неожиданно попали в гущу австрийских войск, выстроенных на обширном внутреннем поле. Во главе каждого из полков стояли офицеры, на земле возле ног лежало личное оружие. У большинства винтовок разбиты приклады. Австрийцы с нескрываемым любопытством молча разглядывали русскую батарею. Тут же, у одиноко стоящей небольшой церкви, в резервной колонне стоял и 2-й пехотный полк; ружья были составлены в козлы. На вопрос, где командир полка, кто-то указал на домик священника. Веверн взошел на крыльцо и наткнулся на мирно беседующую пару: молодую даму и офицера. Тот вытянулся в струнку и отдал честь. Но русский капитан проигнорировал приветствие. Барышня обиженно надула губки и вспыхнула яркой краской. Болеслав Вильгельмович сразу осознал свой промах и поспешил исправить его, приложив руку к козырьку фуражки. А австрийские офицеры – сама любезность. Приглашают к себе обедать, охотно вступают в разговоры. Кто-то из русских спросил: правда ли, что генерал Кусманек улетел на аэроплане? Австрийцы обиделись. Один из них гордо поднял голову и твердо произнес: – Комендант разделит участь своего гарнизона. …Генерал оказался легок на помине. Его автомобиль остановился на шоссе и адъютант, венгерский гусар, попросил разрешения проехать. Веверн лихо отдал честь. Кусманек чуть не выпрыгнул из машины, польщенный таким неожиданным проявлением уважения со стороны победителей. 47 6-я батарея расположилась биваком у одного из фортов. Произведенный австрийцами взрыв почти не повредил его: разрушена была только небольшая часть каменной кладки. Артиллерия, фланкирующие пулеметы остались на своих местах почти в полной исправности. Прежде всего Веверна интересовали двенадцатидюймовые мортиры, из которых обстреливалась позиция его батареи. Болеслав Вильгельмович быстро разыскал их в глубоком бетонном бункере. К сожалению, восстановлению они не подлежали… Констатировав сей печальный факт, капитан отправился в один из малых фортов Седлицской группы. Подступы к нему защищались рядом зарытых в землю фугасов и несколькими широкими полосами проволочных заграждений, между которыми в изобилии были рассыпаны острые трехконечные шипы. Колючая проволока покрывала также слегка отлогие скосы и дно крепостного рва, одетого камнем. В его изгибе располагались казематы с пулеметами для продольного обстрела соответствующих участков. За рвом, за валом, под стальными куполами стояли полевые пушки, охраняемые с флангов рядами пулеметов. В одном из куполов зияла крупная пробоина с широкой трещиной до самого низа от русского снаряда, осколками которого был сильно посечен ствол орудия. Далее начинался крутой обрыв: вертикальная, в несколько саженей стена трехэтажной казармы, выходящей во внутренний двор, охраняемый скрытой в бетоне пулеметной батареей. На дворе – две могилы, огороженные невысокой изгородью из белых стволов березы. Такие же белые березовые кресты, к которым прибиты две дощечки: «Два русских офицера» и «30 русских солдат». Кто они, – эти неизвестные герои, с одними винтовками в руках преодолевшие столь невероятный путь, и здесь, у самой цели, расстрелянные невидимым врагом из скрытых в бетоне пулеметов? Как выяснится позже – солдаты 73-го пехотного Крымского полка. Австрийцы с честью похоронили их на том самом месте, какое русские богатыри залили своей горячей кровью… Веверн разгуливал по крепости и размышлял, какая же причина заставила сдаться гарнизон, вооруженный столь мощной артиллерией, с запасом снарядов, которых хватило бы по меньшей мере еще на год осады?! Да и с продовольствием дела были не так уж и плохи. На складах находилось достаточное количество заготовленного впрок конского мяса. Осталось также немного твердых, как камень, галет из белой муки, которые при умелом приготовлении быстро превращались в мягкий и очень вкусный белый хлеб. Насколько удалось выяснить из разговоров с пленными, главной причиной сдачи Перемышля послужило падение дисциплины после неудачных попыток прорваться сквозь осаждающее кольцо русских войск на соединение со своими карпатскими армиями. В частях поднялся ропот, солдаты начали высказывать вслух свое неудовольствие, все чаще стали встречаться проявления межнациональной розни… Пала дисциплина, пала и крепость. 48 В Перемышле Федулов, Чухломин и Зырянов встретились еще раз. – Эх, сейчас бы по стакану бражки! – мечтательно бросил Григорий. – Так начальство вместо того, чтоб поднять боевой дух солдата, сухой закон на его голову придумало. – Точно, – поддержал товарища Зырянов. – Сами, понимаешь ли, жрут водку в ресторанах под видом фруктовых напитков, а нашему брату – шиш! – На! Хлебни! – улыбнулся Чухломин, протягивая Николаю флягу. – Я целый бидон этой заразы на австрийских складах нашел. Тот припал к горлышку. – Ох, и хороша сия штука, братцы… – Дай мне! – не вытерпел Федулов. – И впрямь – хороша! Сливою пахнет! – Э! Э! Мне немного оставьте! – взмолился Чухломин. В честь взятия крепости солдатам было предоставлено немало личного времени, и друзья условились провести его вместе. Расположились прямо в одном из фортов и, по очереди прикладываясь к фляге, не забывали вести задушевную беседу. – Вот, скажите, братцы, почему мы их все время бьем? – рассуждал вслух Семен. – Вроде и техника у австрийцев лучше, и дисциплина крепше, а супротив нашего штыка – кишка тонка! – Братства воинского у них нет! – отвечал умник Федулов. – Румыны ненавидят мадьяр. Поляки – русинов. А немцы – всех вместе взятых! – И то правда! – соглашался Чухломин. – У нас говорят: сам погибай, а товарища выручай, а у них – каждый за свою шкуру трясется. – Еще генерал Драгомиров учил: «Не думай о себе, думай о товарищах, товарищи о тебе подумают – вот первая воинская заповедь!» – Драгомиров… Это тот, что командует корпусом? – Не… Батяня его покойный… Михайло Иванович… – И где ты такой умности набрался? |