Онлайн книга «Брусиловская казна»
|
– Деревня Датынь Ратновского района! – Слышь, писатель, – хитро прищурился Владимир. – Тот клад мы обязательно найдём. Вместе. Следующим летом. Ты, надеюсь, приедешь в отпуск, а? Я оставил без ответа риторический вопрос. И так ясно – приеду! Проклятые сокровища
1. Весна 1946 года
Петро Гордына отдавал Богу душу. Чекистская пуля нестерпимо пекла в левом боку, казалось, вот-вот лопнет чрево и кишки вывалятся наружу. – Пить, пить… – прошептал Влас, как его называли соратники по бандеровскому подполью. Кто-то из рядовых бойцов мгновенно поднёс горлышко фляги к пересохшим губам сотника. – Позовите сыновей… Вдруг ему явилась родительская хата, супруга Василина с младенцами-близнецами на руках. Ох, и славно же жилось им тогда! Хоть не паном был, а зарабатывал столько, что за месяц мог купить две коровы. Потом пришли Советы. Скот не тронули. А вот пашню – укоротили. Ещё тогда Пётр поклялся отомстить за «поруганную честь». Власть голодранцев долго не просуществовала. Растоптал немец кованым сапогом красные знамёна и вывесил свои – со свастикой. Гитлеровцев Гордына тоже не любил. Конечно, лучше, чем Советы, хозяйничать не претят, но уж больно те фрицы самоуверенные, наглые. Ведут себя так, словно находятся не на берегах Стохода и Стыря, а Рейна или Майна. Бил Влас со своей сотней фашистов не хуже, чем красных. На четвёртый год войны подросли дети, стали помогать отцу в ратном деле. До сих пор в его подчинении и Василий, и Павел. Только немцев уже нет. Прогнали их за бугор краснопузые воины. Закончилась война для всех, даже для Василины, которая продолжала мирно жить в глухом полесском селе, а они и дальше сражаются за «вильну Украину». Подолгу отсиживаются в тёмных, смрадных схронах, месяцами не пробуют горячей пищи, а по ночам стреляют, вешают, душат закрутками. В основном – таких же украинцев. Только с другими убеждениями. Вот и настигла его кара Господняя! – Звали, тату? – словно с того света доносится зычный голос Павла. Он на четверть часа раньше Василия появился на свет, поэтому считает себя старшим. И главным в семье. Похожи дети, как две капли воды, а он безошибочно определяет, кто есть кто. Каким-то особым чувством, свойственным только родителям двойни. – Всё, умираю я, сынку… – И что вы, тату, такое себе надумали? Всю войну прошли, ничего с вами не случилось – и сейчас одужаете [66] ! – Нет, Павлик, смерть стоит у моих ног. Сдал кто-то нас, заманил в мышеловку и захлопнул её. – Да я эту иуду собственными руками!.. – Хорошо. Только, может, достаточно уже крови? Советы по лесам листовки разбрасывают, кто придёт с повинной, тому прощение. – Ни, тату… Мы доведём ваше дело конца. Победного конца! – Добре, сынку… А где Василий? – Скоро будет. – Ох, не дождусь я! Превозмогая боль, Влас оторвал голову от нар и, опёршись на локоть, неожиданно сильным голосом произнёс: – Всем выйти! Когда последний боец покинул подземное укрытие, сотник прошептал: – Наклони ухо, сынку… У дома моих родителей, твоих деда и бабы, есть старый заброшенный колодец. В его кирпичной кладке, – тайник с золотом. Вот, – непослушной рукой Влас протянул сыну маленький, но довольно увесистый мешочек, затянутый тесёмкой. – Там таких много! Павел вытряхнул на ладонь сначала швейцарскую монету, затем – небольшой, но тяжёлый слиток. Солнечный лучик, случайно проникший в бункер через одну из вентиляционных щелей, задел своим краем драгоценности, и они заиграли жёлтым неземным светом. В этот момент лесную тишину разрезали выстрелы. С каждой секундой они приближались, становясь более громкими. – Нам надо уходить, тату! – это младший сын Василий кричит прямо в открытый лаз. Пётр Иванович попробовал подняться. Да где там! – Подойди ближе, сынку… Павел тебе всё расскажет. Прощайте! Неожиданно резким движением, на которое, он, казалось, уже не способен, Влас выхватил из-за пазухи трофейный вальтер и молниеносно нажал на спуск. Братья даже не успели испугаться. Прижавшись друг к другу, они молча наблюдали, как бьётся в предсмертных судорогах тело их отца, ещё достаточно молодое и крепкое на вид. – Всё, нет больше тата!.. – констатировал Павел так холодно, как это может делать только врач, повидавший на своём веку немало смертей. Более эмоциональный Василий всхлипнул и снял шапку. А выстрелы звучали уже совсем рядом. – Уходите, хлопцы! Павел сбросил на пол керосиновую лампу, которую они практически никогда не зажигали, и достал спички. – Что ты затеял, брат? – Не хочу, чтобы тело отца досталось Советам. Через несколько секунд в бункере полыхало пламя. * * * «Ястребки» и несколько кадровых военных взяли в плотное кольцо остатки сотни Власа. Скоро придёт конец ещё одному бандитскому гнезду. Но командовавший операцией опытный чекист Латышев почему-то не чувствовал особого удовлетворения. Может быть, потому, что в области действовало ещё немало вооружённых формирований? Год назад закончилась самая кровавая в истории человечества война, а люди продолжают гибнуть. И какие люди! Майор Гребенюк, прошедший с боями от Москвы до Берлина, переводчица Ганнуся, сержант Клименко, которого призвали на военную службу уже после Великой Победы. Да разве всех упомнишь? «Пока жив – буду давить эту бандеровскую сволочь!» – мысленно дал себе клятву подполковник. Слева мелькнули чьи-то тени. – Лейтенант Сидорук, ко мне! – Товарищ… – Отставить! Возьмите трёх бойцов и обезвредьте группу прорыва. – Слушаюсь! Макарчук, Скавронский, Белялов – за мной! Повинуясь приказу, воины покинули засаду и растворились в надвигающейся темноте. В неглубоком овраге остались только Латышев и рядовой Гонта. Как вдруг… Глаза солдата как-то странно расширились, он вздрогнул, неуклюже развёл руки, набирая в последний раз полную грудь свежего лесного воздуха, и рухнул на свежую весеннюю траву. |