Онлайн книга «Брусиловская казна»
|
– Было дело… Только зачем ворошить прошлое? Война закончилась тридцать лет тому назад. – Но ведь бандеровцы ещё лет десять оказывали ожесточённое сопротивление Советской власти… – Что правда, то правда. Только зачем вам, молодому человеку, эта грязь? Ну-ка, признавайтесь! – Убили Василия Гордыну. – Ясно… Как говорят в Украине, «катюзи – по заслузи» [67] . – Расскажите подробнее, что вы знаете о нём? – Банда Власа впервые дала о себе знать ещё в сорок втором. Сотник – Пётр Гордына – был из тех, кто не хотел мириться ни с поляками, ни с немцами, ни с Советами, признавал только свои – националистические – идеалы. Сказать по правде, поначалу мы мирились с деятельностью этих, как они сами себя называли, украинских партизан. Даже пытались вступить в контакт с их предводителем – Тарасом Бульбой. Но между различными националистическими течениями вдруг вспыхнула междоусобная война. Вскоре представители Бандеры прибрали к своим рукам название «УПА» – Украинская повстанческая армия, добавили к нему – ОУНа и начали уничтожать всех, кто не хотел мириться с их главенствующей ролью. Не пожалели даже супругу Бульбы. Сам же атаман был вынужден эмигрировать сначала в Германию, затем – за океан. Я вас не утомляю своим рассказом? – Никак нет. – Пётр Гордына, в отличие от многих своих собратьев, сразу принял сторону нового руководства. А в конце войны заразил своими идеями и родных детей – близнецов Василия и Павла. Правда, особо отличиться они не успели. А вот у их отца – руки в крови по локоть! Он лично распинал младенцев в польских поселениях во время так называемой Волынской резни… В апреле 1946 года я получил задание ликвидировать сотню Власа. Один из его подчинённых по кличке Сокира помог провести спецоперацию, заманив бандитов в ловушку. Раненый Пётр Гордына застрелился. А его дети сумели вырваться из окружения. При этом кто-то из них успел всадить пулю мне в живот. Уже потом, в госпитале, стало известно, что Павел и Василий пытались уйти за границу, но нарвались на пограничный наряд. Один ушёл, а второго взяли в плен. Прямых доказательств его преступлений не было, и Василию впаяли обычные двадцать плюс пять: десять лет заключения, десять – ссылки и ещё пять так называемого «поражения в правах». Выходит, он уже на свободе? – Так точно. Отсидел своё, вернулся на родину, в каких-то антисоветских акциях замечен не был… Только пить шибко начал. – Хотел водкой смыть свой позор – так часто бывает. Говорите, его убили? – Да. Труп сбросили в колодец. – Они сами часто так делали… Может, кто-то решил отомстить за старые, так сказать, грехи? – Возможно. – А может, Василий узнал кого-то из лесных братьев, избежавшего наказания, и решил шантажировать его? – И такой вариант нельзя сбрасывать со счетов. Спасибо, вы мне очень помогли. – Не за что… Вы приходите, информируйте меня о ходе расследования, ладно? Приятно быть хоть чем-то полезным людям! – Хорошо. * * * Такого прокола у майора Сазонюка не было за все двадцать лет службы в КГБ. Поляк по происхождению, Ян Косинский приехал в СССР из США в составе одной из «первых ласточек» – туристических групп, сформированных после переговоров на самом высоком уровне. Утром вместе со всеми позавтракал в отеле «Украина», после чего сел в «икарус», но вдруг вспомнил, что забыл в номере деньги и документы, попросил минутку подождать и… больше его никто не видел! За группу отвечал лейтенант Трегубенко, недавний выпускник школы КГБ, совершенно не имевший опыта работы с иностранцами. В своё время именно майор Сазонюк привлёк его, тогда студента пединститута, к работе в органах, и на первых порах по-отечески опекал молодого сотрудника. Теперь они оба в дерьме по самые уши! – Эх, Лёша, Лёша, скажи мне, как такое могло случиться? – Извините, Сергей Степанович, недоглядел… – Ладно… Давай обо всём по порядку. – Я сидел в автобусе, рядом с гидом и водителем. Согласно программе группа должна была выехать во Львов, на экскурсию. Туристы вышли из отеля в сопровождении младшего лейтенанта Костюка и стали рассаживаться по местам. Лёня посчитал свою миссию выполненной и пошёл в «Лакомку» пить кофе. Мы тронулись… Как вдруг Косинский вспомнил, что забыл в номере документы и деньги… Ну, не мог же я внаглую увязаться следом за ним? – Обхитрил нас Ян, обвёл вокруг пальца, объегорил! Ничего он не забывал. Персонал гостиницы со всей ответственностью заявляет, что в номер Косинский не возвращался. – Виноват, товарищ майор… – Конечно, виноват! Я это и без тебя знаю… А вдруг он сейчас где-то закладывает взрывное устройство или встречается с резидентом, а? Молчишь… – Сазонюк замахнулся и со всей силы врезал по столу огромным кулаком. – Да и этот Коссинский, скажу тебе, сволочь ещё та… Ловко вывернулся! Точно – разведчик или эмиссар ОУН. Мы просто обязаны выяснить, с какой целью его забросили. И кто. Понял? – Так точно! – Что предпримем? – Первым делом нужно усилить охрану секретных объектов, перекрыть все возможные каналы связи с агентурой, предупредить пограничников о возможном нарушении границы. – Правильно, сынок, – похвалил майор, у которого вся семья погибла от рук повстанцев – сам он чудом избежал тогда бандитской пули. – Ладно, не унывай, берись за работу. Первым делом проштудируй оперативные сводки за последние сутки – авось, удастся что-то выловить. – Есть! Разрешите идти? – Иди. Лейтенант развернулся и поспешно покинул кабинет начальника, мысленно радуясь, что всё закончилось относительно благополучно, но радость эта была недолгой: любой, самый страшный, нагоняй руководства – ничто по сравнению с муками совести! Если она есть, конечно. А Сазонюк ещё долго сидел за столом один, внимательно вглядываясь в фотографию Косинского. Где-то он уже видел похожее лицо. Где? Когда? * * * Андрей Козий не спеша брёл по аллее воинского кладбища, направляясь в областное управление КГБ. По пути «переваривал» беседу с полковником Латышевым. Возле КПП – невысокой застеклённой будки, остановился и спросил дежурного: – Трегубенко на месте? – А вы кто будете? – Следователь прокуратуры Козий. – Предъявите удостоверение. – Вы что, новенький? – А какое это имеет значение? – Никакого. Вот, пожалуйста, смотрите. – Хорошо. Проходите. Алексей Витальевич у себя. – Спасибо. Однако нужный кабинет был заперт. |