Книга Медный гусь, страница 33 – Евгений Немец

— Я и радуюсь, токмо понять хочу. Шаман меня «роша куль» назвал, «роша» что значит?

— Русский, — ответил толмач. — Лысину свою благодари. Без волос они тебя за куля приняли.

— Лысина Демьяна спасла? Как это? — заинтересовался Игнат.

— Про то, что одна душа в волосах живет, я помню, — сказал Перегода, сдвинув шапку на лоб и задумчиво почесывая голый затылок. — И то, что вогулы по пять душ в себе носят…

— Чего-чего? — удивился Васька Лис. — Откуда это пять душ взялось? Чьи души вогулы в себе носят?

— Экая ересь! — пробасил пресвитер, но и сам был не прочь услышать, зачем местные многодушие себе измыслили.

— Вогулы так говорят, — подумав, начал Рожин. — Одна душа — олэм, душа-медведь. В тайге медведь — князь, и княжит он испокон веков. Стало быть, душа-медведь — это та душа, что к предкам обращена. Душа многомудрая, могучая, властная. Через эту душу вогулы и остяки с тайгой связаны, со всякой живностью и деревьями-травами. Через нее шаманы с духами леса общаются, менквов приручают, у богини Калтащ-эквы покровительства выпрашивают. Многие иноверцы себя потомками Хозяина-медведя считают. К слову, в Вежакорах капище как раз для Ялп-ус-ойки обустроено, Старику-медведю то бишь. Имда там, шайтан Ялп-ус-ойки — медвежья шкура с целой головой, богато арсынами и всякими побрякушками украшенная. Почитают местные медведя, дары приносят, клятвы ему дают.

— Какие? — спросил Васька Лис.

— Разные. Не воровать, не убивать. И добавляют, чтоб к тому, кто клятву нарушит, пришел Консенг-ойка, Когтистый старик, и клятвопреступника на куски порвал.

— Нашли, кому божиться! Косолапому! — Васька фыркнул.

— И клятв этих держатся крепко, Вася. Потому что Хозяин и в самом деле приходит и мнет нерадивых.

— Байки! — отмахнулся Лис.

— А мне батя сказывал, что медведя нечистая сила опасается, — вставил Недоля. — От него сам черт бежит, а ежели топтыгина через избу провести, на которую порча наведена, то порча сойдет.

Пресвитер перевел на Игната тяжелый взор, укоризненно покачал головой, дескать, и откуда ж ты такой безмозглый взялся?

— А может, избу надо попу с кадилом обойти, чтобы нечисть на нее глаз не положила? — прогнусавил отец Никон, и Недоля потупился, притих.

— Как-то один остяк клятву нарушил, — продолжил Рожин. — Увел оленей у соседа и ушел далеко, чтоб не нашли. Прожил еще долго, женой обзавелся, чадами оброс, потом помер, похоронили его. И стали остяки говорить, что Хозяин клятв не слышит и что божиться ему без толку. А потом нагрянул медведь, могилу клятвопреступника разрыл и останки по округе разметал.

— О Господи! — Недоля перекрестился.

— Перед тем как воры заявились, — заговорил Перегода, когда все умолкли, — я по следу медведя ходил, коего вор ранил. Тушу не нашел. Кровавый след полверсты тянулся, и с каждой саженью истончался, будто раны на ходу заживали. А потом и вовсе след оборвался.

— Да нет, — засомневался Семен Ремезов. — Не бывает такого, чтоб раны за час затягивались. Может, вогулы тушу забрали?

Перегода пожал плечами, ответил:

— А куда б они ее дели? Ежели они свой дощаник перегрузят, то назад по Ендырю не пройдут, больно речка мелкая.

— Вогулы не возьмут убитого не ими медведя, — толмач покачал головой. — А туши нет, потому как то не обычный медведь был. Через душу олэм шаман в зверя вошел и на вора его навел. А после и раны ему исцелил. Теперь те раны на Агираше.

— Да ну! — удивился Васька Лис. — Выходит, вогулы могут зверями оборачиваться, как оборотни-перевертыши?

— Не оборачиваться, а вселяться в них, — поправил толмач. — И простой люд на такое не способен, а вот шаманы — другое дело. Слыхал я про это не единожды, хотя сам не видал.

— А ведь и вправду, когда шаман явился, у него в рубахе две дыры было, — задумчиво произнес Демьян. — Дырки как раз под пули, одна в животе, другая в груди, но крови не было.

Минуту сидели молча, обмозговывая слова Перегоды, затем казак встряхнулся, словно наваждение прогонял, к Ваське Лису лицо обратил, спросил бодро:

— Что там с ужином, Вася? А то кишка кишке уже кукиш кажет.

— Терпи, все голодные, — отозвался Лис, ворочая на углях подрумянившиеся куски мяса.

— Подождем… Рожин, про остальные души поведай, — Перегода вернул взгляд на толмача.

— Другая душа — ис, душа-щука. Через нее вогулы с реками и озерами связаны, с любой тварью подводной, с речными богами и кулями.

— Вот, значит, как шаман на нас Обского старика науськал, через душу-рыбу, — заключил Васька Лис. — Эх, изловить бы ту щуку да в котел ее на уху! И вся недобрая вогульским кулям!

— Чертову щуку без креста на голове на уху пустить?! — поразился Недоля. — Ты, Вася, совсем умом растревожился? Чтоб брюхо набить, готов из чертей щи варить? Хочубей вон уже связался раз с Обским дедом.

— Не скули! — огрызнулся Лис.

— Да тихо вы! — одернул стрельцов Перегода. — Лексей, сказывай дальше.

— Через душу-ис шаман из одной реки всю рыбу прогнать может, а другую реку рыбой наполнить, так что от плавников и хвостов вода закипит, хоть руками хватай. Может посреди тихой реки водовороты устроить, такие, что и струг потопят, а может…

— Волны в безветрии поднять высотой в три сажени, — мрачно закончил за толмача Мурзинцев.

Рожин кивнул, продолжил:

— Третья душа — лиль, душа-гусь. В небе ее стихия, с главными богами знаться призвана. Через эту душу шаман за советом к самому Мир-сусне-хуму восходит. У вогулов такая быличка имеется: Нуми-Торум не очень своего отпрыска любил и однажды решил его погубить. Огромное пламя на сына обрушил, а когда огонь спал, вместо кострища оказалось озеро, в котором плавал гусенок. Это Мир-сусне птицей обернулся.

— Ясно теперь, почему Медный гусь — шайтан Мир-сусне-хума, — заключил Мурзинцев.

— Вот-вот, — согласился Рожин. — Еще иноверцы такое сказывают. В давние времена, когда кругом была только вода без единого острова, Нуми-Торум решил сотворить сушу. Он гагару призвал и велел достать со дна ил. Гагара достала, и горсть того ила Торум приумножил и сотворил землю.

— Так гагара и гусь — разные ж птицы, — заметил сотник.

— Гагара, гусь, лебедь — один хрен, просто разные лики Мир-сусне-хума, и остяки с вогулами всех тех птиц одинаково почитают. И потому что птахи те — лики небесного бога, через душу лиль шаман ветрами править способен, дожди призывать, снега и туманы.

— И туманы, — задумчиво повторил сотник. — А в тумане над нами гагара кружила. Выходит, шаман через душу-гуся и душу-щуку нам преграды чинил. Чего дальше ждать, все медведи Югры на нас ополчатся?

— Ополчатся, — толмач кивнул. — Может, и не все, но нам и одного будет впору, ежели им Агираш править будет.