
Онлайн книга «Голубь над Понтом»
Тот стянул с головы красный колпак, почерневший от дыма кузнечного горнила. – Я, князь! Счастливый тебе путь! Мономах вспоминал что-то. – Ты ведь мне меч чинил зимой. – Рукоять, – уже приветливее ответил кузнец, потому что всегда приятно поговорить о работе, сделанной на похвалу. Он некогда ковал этот меч, час за часом выбивал на серебряном наконечнике красивый узор, а на рукояти изобразил двух зверей, вцепившихся один в другого, с извивающимися хвостами. Они и составляли рукоять. С тех пор прошло немало времени. Мономах стал стариком, да и у него самого поседела голова. За работу его тогда похвалили. Но в Переяславле жили другие сереброкузнецы, и у них было из чего делать водолеи или женские украшения, а он имел только много силы в руках, чтобы бить молотом о наковальню, и мечтание в сердце о прекрасном светильнике. Ему теперь приходилось лишь коней подковывать у всадников, ехавших по черниговской дороге. Не потому ли его тянуло в корчму, где путники рассказывали о всяких чудесах на земле? Форма Ратиборович склонился с коня к старому князю и с кривой усмешкой доложил: – Ведь наш Коста по дубравам ходит и сокровища ищет! Кузнец нахмурил брови. Но это была истина. С того самого дня, как в корчме говорили о кладе, он не мог успокоиться и все разыскивал тот опаленный молнией дуб, от которого нужно мерить тридцать три шага на полночь. Однако не правду ли сказал Сахир, что много дубов срубила с тех пор секира? А серебро и злато манили своей легкой ковкостью. Из них можно делать все, что пожелает душа. И богатым хотелось быть каждому бедняку. Орина выговаривала: – Вот другие хоромы строят, а ты только в корчме сидишь. Коста вспомнил тогда о ворожее. Даниил был прав, страшные заклятья стерегут всякое сокровище, зарытое в земле, и нужна помощь колдуна, чтобы она разверзлась перед человеком, раскрыла свои тайны. Боязливо поглядывая на хижины гончаров, он отправился в дубраву к страшной старухе. Горбунья сидела на пороге своей совсем уже покосившейся хижины. Голубоватый дымок шел из двери и таял в воздухе. Когда кузнец подошел поближе, ворожея посмотрела на него уставшими глазами и спросила: – Какая немощь привела тебя сюда? Она привыкла, что люди являются к ней за лечебными травами и кореньями. Чаще всего женщины. У одной в огневице сгорал младенец, у другой очи болели, третья просила приворотное зелье, чтобы вернуть любовь и хотение мужа. За это ей несли пироги, вареные яйца или какое другое яство во всякое время года. – Не немощь, – ответил мрачно кузнец. – Что же тогда? Не полюбил ли ты жену попа на старости лет? Жена Серапиона славилась на весь город своей толщиной. Коста отрицательно покачал головой. – Что же тебе надобно от меня? Починил крюк – отплачу за него. Кузнец скосил глаза на дверь, черневшую, как нора в зверином логове. На крюке висел черный котел, и в нем что-то варилось. – Дай мне ту траву, что клады в земле открывает, – осмелился наконец попросить Коста. Старуха хрипло рассмеялась. – Что клады открывает… – За это награжу тебя. – Что мне в твоей награде? – Во вретище ходишь, и хижина твоя развалилась. Настанет опять зима, как ты жить будешь в ней? Починю тебе твой дом. – Зимою уже не будет меня на свете. – Почему так говоришь? – Кукушка сосчитала мои годы. Спросила птицу, и она единый раз прокуковала. – Сжалься надо мною, – молил Коста и даже шапку снял, как перед боярыней. Горбунья поднялась и засуетилась около очага, мешая свое варево. Потом снова подошла к двери и зашамкала: – Сокровища глубоко в земле лежат. Найти их нелегко. Вот настанет Купала, тогда придешь. – Купала далеко, долго ждать. – Ныне не имею силы помочь тебе. Старая горбунья видела немало людей на своем долгом веку, приходивших к ней за всякой помощью и советом, и научилась думать за них. Но если не показывать человеку свою власть над зверями и травами, кто принесет тебе пирог? Хотя порой она уже сама верила, что способна творить страшное в человеческой жизни. Она усмехнулась: – Сокровище ищешь, хочешь богатым быть? Кузнец опасался рассказать старухе о том, что они со Златом услышали в корчме от монахов. Ворожея могла сама завладеть богатством или еще глубже спрятать его под землею. Он промолчал. Вдруг горбунья забормотала: – Берег поднимается, море волнуется, ветры мокрые веют от синего моря… – Что ты говоришь? – в страхе спросил Коста. – Гром гремит, буря бушует, леса шумят… Кузнец даже отступил подальше от порога, чувствуя, что слова это не простые, а имеющие какое-то тайное значение. Старуха продолжала бормотать и вскрикивать: – Волки в дубраве воют, белка с дерева на дерево скачет, зори на землю смотрят с небес… Было непонятно, к чему старуха говорит все эти речения. Но, может быть, она заклинала? – Что с тобой? Что с тобой? – спросил он. Старуха оборотилась к нему и прошептала: – Волчий вой и обилие белок – к войне и пленению. – Не сули нам горе! – Не я сулю, а божественная сила. – Твои боги – Перун и Мокошь. Скажи им, чтобы они мне сокровище открыли. Но горбунья, точно озирая грядущее, грозила ему перстом и повторяла: – Иди, иди… Черный вран сидит на древе… Теперь она стала бормотать уже совсем непонятное, размахивала руками, точно хотела устрашить кузнеца. Коста пошел прочь, с тревогой в сердце. Что шептала колдунья о черном вороне? Или намекала о чем-то? Надо искать дуб, на котором ворон сидит? Как нарочно, в те дни кузнецу не попадались на глаза черные вороны. Но однажды он нашел в роще пень таких огромных размеров, что, наверное, здесь рос раньше какой-то особенный дуб. Не мог пройти мимо него человек, зарывающий свои сокровища втайне. Коста отмерил тридцать три шага на север, и когда сделал последний шаг, то очутился на месте, которое показалось подходящим для хранения сокровищ в земле. Здесь возвышался небольшой холмик. Вокруг уже росли молодые дубки, но виднелось немало и пней от поваленных бурей или порубленных секирой. Место было глухим и в те времена, когда еще зеленело могучее древо. Но копать клады полагалось ночью. Днем могли увидеть люди, завладеть богатством, а его убить. И ведь только ночью раскрывались земные недра. Так говорил Даниил, а он читал это в книгах… Только что наступила темнота в роще, когда Коста пришел на отмеченное место, где он заломил ветку на дубе. Вокруг уже стояла вечерняя тишина. Кузнец принес деревянное рыльце, обитое по краю железом, и мотыгу. Хотя все было заранее примерено при дневном свете, но приступил он к работе, когда уже спустилась черная ночь. Коста поплевал на руки, огляделся по сторонам и, сжимая крепко мотыгу в сильных руках, стал копать. Как будто бы земля легко уступала железу. Потом он сменил мотыгу на лопату. В это время сова залилась на весь лес страшным младенческим плачем, и у него мурашки побежали по спине. Но что в том странного? Разве не обитают совы в рощах и не кричат по ночам? |