Онлайн книга «Автохтоны»
– Прекратите глумиться. Интересно, почему люди высоких идеалов так любят говорить штампами? – Передайте своему команданте, он выбрал неправильную стратегию. Эти люди не справятся. Чтобы подняться против тирана и выстоять, надо быть свободным. А они всю жизнь провели в подземелье. – Война начнется на поверхности, а закончится в бункерах. Они умеют жить под землей. А вы нет. Никто не умеет. – Знаете, я предпочту погибнуть наверху. У меня клаустрофобия. Спасибо, что приютили. Кровью где расписаться? Что не выдам и все такое… Она даже не дала себе труда ответить, только подтолкнула в спину, и он покорно пошел к выходу. Снаружи только-только светало. * * * Хорошо, когда есть место, куда можно вернуться. Сейчас он поздоровается с Вероничкой, зайдет в свою комнату, поменяет рубашку и носки, побреется, почистит зубы, примет душ. Надо же, этой ночью мне ничего не снилось. То есть, совсем ничего. С каждым очередным лестничным пролетом гарью пахло все сильнее. Он ускорил шаги. Вероничка сидела на диванчике, скрестив босые ноги, и перекрашивала ногти в интенсивно-красный. Лоб у Веронички был в саже. – Что стряслось? Рукой, сжимающей пузырек лака, она показала на наушник. Отставила лак, опустила наушники на шею и вновь взялась за кисточку. Он услышал наконец музыку. Коэн. Она слушает Коэна? Остро пахло ацетоном. Ко всему прочему. – Я спрашиваю, что случилось? Пожар? – Типа того. Задолбало уже. Вам повезло, что здесь не ночевали. – Да? – Он ощутил неприятный холодок под ложечкой. – Как раз ваша комната и выгорела. Кровать, и все такое… вещи… ой, вещи! Кредитная карта, документы, телефон. Нетбук. Все при нем, и то хорошо. – Мы уж и блюдечко с молоком ей ставили… И водой святой брызгали. А ей хоть бы хны. – Кому? – Да саламандре. – Вероничка склонилась над голой ступней с кисточкой и пузырьком наперевес, он видел только ее затылок с тонкими вьющимися волосами и трогательную ямку между атлантом и эпистрофеем. Ему вдруг остро захотелось стукнуть по этой ямке пожарным топориком. – Кому, простите? – Саламандра, – повторила Вероничка, подняв к нему лицо. – Мы надеялись, она уйдет. А она не уходит и гадости все время делает. Четвертый раз уже горим. Она раньше в камине жила, а камин пожарка запретила, вот она и пакостит. Не хочешь уходить, так прекрати хулиганить, а не нравится, так вали отсюда, я правильно говорю? Неисправная проводка, конечно. Все тут у них прогнило. Замазывают каждый раз этим своим косметическим ремонтом. Вот сволочи. – Я могу в комнату пройти? – спросил он покорно. Вероничка засуетилась и уронила пузырек с лаком. Пузырек покатился, оставив дорожку из огненно-красных капель. – А давайте мы вас к байкерам переселим. – Этого еще не хватало! – Да они съехали. Вчера съехали. Вольные райдеры, значит, съехали. Ну-ну. Пожар был и впрямь чудны́м. На его постели словно разорвалась шаровая молния, и немаленькая, от матраса остались оплавившиеся черные клочья. Апокалипсис на одном отдельно взятом квадратном метре. Поверх суровых мужчин и женщин, поверх комбайнов и снопов тяжелых колосьев протянулись длинные языки сажи. Ей опять придется все рисовать заново. Ну ничего, дополнительный приработок. Паркет тоже обуглился, но неровно, прерывистой чернопятнистой дорожкой, словно бы кто-то быстрый и юркий пробежал раскаленными лапками. А вот дорожная сумка погибла окончательно, словно бы и впрямь саламандра, повозившись на матрасе, игриво скакнула прямо в распахнутое нутро. Опять запахло ацетоном; Вероничка стояла в дверях, пламенея ноготками на босых ступнях… – Да, – сказал он, – не слабо. – Если бы вы были примерным мальчиком, – она хихикнула, – и заснули в своей кроватке… И чего она уняться не может? Мы уж и блюдечко с молоком, – повторила она, сокрушенно покачав головой. – Вы не то ей ставили. Надо блюдечко с керосином. Или углями, я не знаю. – Углями, – медитативно повторила Вероничка, – да, наверное. Это… ну да, угли. Черненькие такие. Может, ей понравится. Вы же не собираетесь съезжать, нет? – Она с надеждой поглядела на него. – Нет, – сказал он, – не собираюсь. Ладно, давайте к байкерам. Впрочем… ну, просто запишите за мной, и все. – Но ваши вещи! – Выбросьте на хрен, – сказал он и вышел. * * * – А сегодня у вас отдохнувший вид. Нет, правда. В сердечке друг на друга темпераментно таращились брюнет и брюнетка. Она глотает по книге в день. Сколько их у нее, интересно? Или берет в местной библиотеке? – Только в саже выпачкались где-то. Вот здесь. Я накрою, а вы пока умойтесь. Вам как всегда? Он вернулся за столик, как раз когда в стекло ударил мокрый снежный заряд. Еле видимый, проехал розовый фургончик. Хлопнули жалюзи в доме напротив. – Еще пара недель – и все. Снега не будет. Будет только дождь. Она поставила у его локтя дымящийся кофе и блюдечко с запеканкой. Сбитые сливки. И земляничное варенье. – Спасибо. А откуда вы знаете, что я люблю земляничное варенье? – Все любят земляничное варенье, – сказала она серьезно. – Если человек не любит земляничное варенье, он наверняка вообще не человек. Для пришельцев оно чистый яд, вы не знали? – Еще бы, – сказал он, – страшнее только вишневое. Скажите, Марина, а… не знаете места в частном секторе, где я мог бы переночевать? Хотя бы одну ночь? – А что, «Пионер» опять горел? Да, конечно. Только я сейчас не могу вас отвести. К шести приходите, ладно? Не успею пообедать у Юзефа. А, пускай! – Приду. А с чем сегодня запеканка? – С цукатами. Вы же хотели с цукатами, – сказала она рассеянно и вновь углубилась в книгу. * * * Он отставил пустую чашку и позвонил Валеку. Да, сказал Валек, хотя пришлось повозиться. Путаная вообще-то история. Подъедет через полчаса, раньше не получится. К «Кринице»? Да, конечно знает. За окном в пухлом сером небе образовалась прореха в форме чашки, ярко-голубая, как воронье яйцо. Забавно. Он подвигал пустым блюдечком, просто так, от скуки. Рассчитался с Мариной. Она вернула ему мелочь, аккуратно выложив ее на прилавке. Он вернул мелочь обратно. Ритуал. – Интересно? – спросил он неожиданно для себя. – Что? Ах, это. Ну… – Хотите, угадаю, про что там? Она застенчиво улыбнулась. Милая улыбка, зубы чуть неровные, но почему-то кажется, это правильно. Завершенность не всем идет. |