Онлайн книга «Медовый месяц в улье»
– Что-то случилось, – сказала Гарриет, смягчаясь и успокаивающе протягивая руку. Мисс Твиттертон обрела дар речи: – О, простите меня… я не знала… я не хотела… – тут воспоминание о собственном горе взяло верх, – о, я так кошмарно несчастна! – Думаю, – сказал Питер, – мне лучше пойти проверить, перелит ли портвейн. Он быстро и тихо вышел, не закрыв за собой дверь. Но зловещие слова успели проникнуть в сознание мисс Твиттертон. Ее вновь охватил ужас, слезы высохли, не пролившись. – Боже, боже мой! Портвейн! Он сейчас снова рассердится. – Господи! – воскликнула сбитая с толку Гарриет. – Что стряслось? О чем вы? Мисс Твиттертон содрогнулась. По донесшемуся из коридора зову “Бантер!” она поняла, что кризис неотвратим. – Миссис Раддл сделала с портвейном что-то ужасное. – Бедный мой Питер! – сказала Гарриет. Она тревожно прислушалась к голосам. Бантер бормотал какие-то пространные объяснения. – О боже, боже, боже! – причитала мисс Твиттертон. – Но что могла натворить эта женщина? Мисс Твиттертон точно не знала. – Кажется, встряхнула бутылку, – промямлила она. – Ой! Громкий вопль страдания сотряс воздух. Питер перешел на крик: – Как?! Всех моих цыпляток вместе с маткой?.. [244] В последнем слове мисс Твиттертон со страхом опознала ругательство. – Ой-ой-ой! Надеюсь, до рукоприкладства не дойдет. – До рукоприкладства? – переспросила Гарриет, одновременно рассерженная и позабавленная. – Нет, не думаю. Но тревога заразна, к тому же известны случаи, когда бывалые мужчины вымещали гнев на слугах. Женщины прильнули друг к другу в ожидании взрыва. – Что ж, Бантер, – донеслось издалека, – я могу лишь сказать: не допускайте этого впредь… Хорошо… Боже милостивый, дружище, в этом нет необходимости… Конечно, вы не… Пойдемте лучше осмотрим трупы. Звуки затихли, и женщины с облегчением выдохнули. Нависшая над домом ужасная угроза мужского насилия рассеялась. – Ну вот, все обошлось, – сказала Гарриет. – Моя дорогая мисс Твиттертон, что с вами? Вы вся дрожите… Ведь вы же не думали всерьез, что Питер станет… станет швырять вещи или тому подобное? Идите, сядьте к огню. У вас ледяные руки. Мисс Твиттертон позволила усадить себя на диван. – Простите, я… это было так глупо. Но… я всегда так боюсь, когда джентльмены сердятся… и… и… в конце концов, они ведь мужчины… а мужчины та кие страшные! Окончание фразы она выпалила с судорожным всхлипом. Гарриет поняла, что здесь кроется что-то посерьезнее бедного дяди Уильяма и пары дюжин портвейна. – Дорогая мисс Твиттертон, что случилось? Как вам помочь? С вами кто-то плохо обошелся? Сочувствия мисс Твиттертон не выдержала. Она вцепилась в ласковые руки. – О, миледи, миледи, мне стыдно вам рассказывать. Он говорил такие кошмарные вещи. Пожалуйста, простите меня! – Кто? – спросила Гарриет, садясь рядом. – Фрэнк. Ужасные вещи… Я знаю, я немного старше его. Верно, я так глупа… Но он правда говорил, что я ему нравлюсь! – Фрэнк Крачли? – Да. Я же не виновата, что дядины деньги… Мы собирались пожениться, только ждали, когда вернутся сорок фунтов и мои скромные сбережения, которые занял дядя. И теперь они все пропали, и наследства от дяди нет, и он говорит, что терпеть меня не может, а я… я так его люблю! – Мне очень жаль, – беспомощно сказала Гарриет. Что еще тут скажешь? Ситуация и смехотворная и гнусная. – Он… он… он назвал меня старой курицей! – Выговорив самое страшное, мисс Твиттертон продолжала уже свободнее: – Он так разозлился из-за моих сбережений, но мне и в голову не пришло просить у дяди расписку. – Ох ты господи! – Я была так счастлива, думала, что мы поженимся, как только у него наладится с гаражом. Только мы никому не говорили, потому что, понимаете, я немного старше его, хотя, конечно, положение у меня повыше. Хотя он старается выбиться и стать лучше… Как тяжко, подумала Гарриет, и как неизбежно! Вслух она сказала: – Дорогая моя, если он с вами так обращается, он ни ка пельки не лучше. Он недостоин чистить ваши туфли. Питер тем временем пел: Que donnerez-vous, belle, Pour avoir votre ami? Que donnerez-vous, belle, Pour avoir votre ami? (Кажется, он уже пришел в себя, подумала Гарриет.) – И он такой красивый… Мы встречались на клад бище – там есть милая скамейка. Вечером там ни кого не бывает. Я позволяла ему себя целовать… Je donnerais Versailles, Paris et Saint Denis! – А теперь он меня ненавидит… Я не знаю, что де лать… Лучше утопиться. Никто не знает, на что я по шла ради Фрэнка… Auprès de ma blonde Qu’il fait bon, fait bon, fait bon. Auprès de ma blonde Qu’il fait bon dormir! [245] – Ну, Питер! – сердито прошептала Гарриет. Она встала и захлопнула дверь, отгородившись от этой бессердечной демонстрации счастья. Мисс Твиттертон, погруженная в свои переживания, тихо плакала в уголке дивана. Гарриет обнаружила в себе самые разные чувства – одно под другим, слоями, как неаполитанское мороженое: Ну и что мне с ней делать?.. Он поет по-французски… Должно быть, ужин уже скоро… Есть какая-то Полли… Миссис Раддл их доведет до ручки… Bonté d'dme… [246] Старый Ноукс лежал мертвый у нас в погребе… (Eructavit cor meuml) Бедный Бантер! Селлон?.. (Qu’il fait bon dormir… [247] ) Знаешь Как – знаешь и Кто… Этот дом… Мое он сердце взял, а я – его… [248] Она пришла в себя и подошла к дивану. |