Онлайн книга «Медовый месяц в улье»
Она подняла горестное заплаканное лицо, но Крачли уже ушел, и тут она вспомнила слова. У ее матери, школьной учительницы, была книжка французских песен – хотя школьников такой песне учить было, конечно, нельзя. Голоса доносились уже из коридора. – А, Крачли! – буднично и повелительно. – Мо жете поставить машину. И голос Крачли, бесцветный и почтительный, будто не он только что произносил такие жестокие слова: – Очень хорошо, милорд. Где выход? Мисс Твиттертон вытерла слезы. В этот коридор нельзя, там они все… и Фрэнк… и Бантер может прийти из кухни… и что подумает лорд Питер! – Что-нибудь еще на сегодня, милорд? – Нет, спасибо. Это все. Доброй ночи. Дверная ручка повернулась под его рукой. Затем раздался мягкий дружелюбный голос ее светлости: – Доброй ночи, Крачли. – Доброй ночи, милорд. Доброй ночи, миледи. Дверь открылась. Охваченная паникой, мисс Твиттертон вслепую бросилась вверх по лестнице, ведущей в спальню. Глава XVI
Венец супружества Норберт: Не объясняй: пусть будет так. Вот жизни пик. Констанция: Твоя! Твоя! Твоя! Норберт: А мы с тобой – какое дело нам, Каким сюда извилистым путем Мы в сердце лабиринта угодили? Иным случалось гибель находить, Ища то место, что мы здесь нашли [230] . Роберт Браунинг “На балконе” – Так-так-так! – сказал Питер. – Вот мы и вернулись. – Он снял с жены плащ и ласково коснулся ее шеи. – Гордые выполненным долгом. Он смотрел, как она идет через всю комнату. – Выполнять долг – это так вдохновляет! Ощущаешь себя таким возвышенным. Даже голова кружится. Она опустилась на диван, лениво раскинув руки. – Я тоже слегка пьяна. Не может же это быть из-за викариева хереса? – Ни в коем случае. Хотя я, пожалуй, пивал напитки и похуже. Ненамного и всего однажды. Нет, это просто возбуждающий эффект добродеяния. Ну или деревенский воздух. – Приятно, хотя и отдает в голову. – О, несомненно. – Он размотал шарф с шеи, повесил его и плащ на спинку дубового дивана и нерешительно зашел за спину Гарриет. – То есть да, несомненно. Как шампанское. Почти как влюбленность. Но вряд ли причина в этом, как ты думаешь? Она запрокинула голову. Улыбка на перевернутом лице показалась ему странной и интригующей. – Исключено. – Она перехватила его блуждающие руки, с молчаливым протестом отвела их от своей груди и прижала подбородком. – И я так думаю. Ведь мы все-таки женаты. Или нет? Нельзя быть женатым и влюбленным. В того же человека, я имею в виду. Так не положено. – Ни в коем случае. – Жалко. Потому что сегодня я чувствую себя совсем юным и глупым. Нежным и гибким, как очень молодой горох. Категорически романтичным. – Милорд, для джентльмена в вашем положении это позор. – Положение мое ужасно – психика вконец расшатана. Хочу, чтобы вступили оркестровые скрипки и полилась нежная музыка и чтобы осветитель включил луну… – И на нее дружно завыли певцы! – Почему бы и нет, черт побери? Я требую нежной музыки! Отпустите меня, девушка! Посмотрим, чем нам поможет Би-би-си. Она разжала руки и в свою очередь проводила его взглядом до радиоприемника. – Стой там, Питер. Нет, не поворачивайся! – Почему? – Он послушно замер. – Что, мое жалкое лицо начинает действовать тебе на нервы? – Нет, я просто восхитилась твоей спиной. У нее такой упругий абрис, одно удовольствие смотреть. Разит наповал. – Правда? Я-то не вижу. Но надо сказать портному. Он всегда дает мне понять, что моя спина – это его заслуга. – А твои уши, затылок и переносица – тоже его заслуга? – Никакая лесть не будет слишком грубой для представителя моего жалкого пола. Я урчу, как кофемолка. Но лучше бы ты выбрала более отзывчивые части тела. Трудновато выражать любовь затылком. – В том-то и дело. Мне нужна роскошь безнадежной страсти. Чтобы я могла сказать себе: “Вот его обожаемый затылок, но никакими словами мне его не смягчить”. – Я бы не был так уверен. Однако постараюсь отвечать твоим требованиям. Избранница владеет моим сердцем, но костям хозяин я. Скелет нетленный до поры послушен веленьям бренной плоти и души [231] . Какого черта я тут торчу? – Ради нежной музыки. – А, точно. Итак, мои маленькие менестрели с Портленд-Плейс! [232] Отрок в миртовом венке и плющом увита дева! [233] – Хрррр! – отозвался динамик. – …Затем подготавливают ложе. В компост следует внести хорошо перепревший конский навоз или… – Спасите! – Ну, хватит, – сказал Питер, выключая радио, – вполне достаточно. – Какой извращенец. – Отвратительно. Напишу возмущенное письмо сэру Джону Рейту [234] . Это неслыханно: только человек переполнился самых чистых и святых чувств, вообразил себя Галахадом, Александром и Кларком Гейблом одновременно, когда он, так сказать, оседлал облако и вознесся в небеса… – Мой бесценный! Это точно не херес? – Херес! – Его настроение взмыло ввысь и низверглось фонтаном конфетти. – Клянусь тебе священною луной… [235] – Он запнулся, жестикулируя в сторону темного угла. – Эй! Кто повесил луну не с той стороны? – Какая небрежность со стороны осветителя. – Снова пьян, как обычно… Возможно, ты права насчет хереса… К черту луну, она протекает. О дщерь луны, не вызывай во мне прилив морской! [236] – Он обернул ножку лампы носовым платком и перенес ее, поставив рядом с Гарриет, так что оранжево-красное платье засияло в ее свете, как орифламма [237] . |