Онлайн книга «Дом с химерами»
|
– А если бы он помер, то шуму было бы еще больше, – сказал капитан. – И все решили бы, что это самоубийство. Кто вас ударил? – Меня? Не помню… – Историк потрогал голову, на лице его отразилось удивление. – Что произошло между вами и Кочубеем? – Кто такой Кочубей? – спросил историк. – Где вы были этой ночью? – Ночью? В Доме с химерами. Там живет актер, его зовут Глеб, он там один во всем доме, и я пришел поговорить. – О чем? – Ни о чем конкретно. О жизни. Мы обсуждали, как спасти дом. – А потом вы решили его повесить? – Да нет же! Вы меня не слушаете! Я же сказал! – повысил голос Гусев и тут же схватился за голову. – Черт, с головой что-то… Все плывет. Вы сказали, меня ударили? Кто? Что там вообще произошло? Я ничего не помню… – Мы не знаем. Расскажите лучше, как вы пытались повесить артиста. – Я же сказал… У меня нет причин желать ему зла, мы едва знакомы. Мы начинаем движение за спасение дома… Сами понимаете, это наше наследие… наследие… наследие… – Он вдруг зажал уши руками, закрыл глаза и стал раскачиваться. Кузнецов и Коля переглянулись. Коля пожал плечами. – Гражданин Гусев. – Он тронул историка за плечо. Тот шарахнулся, упал на пол, свернулся в клубок и замер. – На психиатрическую экспертизу! – распорядился Кузнецов. – Пусть его посмотрит Лемберг. Получить кирпичом по голове… – Да притворяется он! – в сердцах воскликнул капитан после того, как Гусева вывели из кабинета. Тот, не сопротивляясь, вышел, только бормотал что-то неразборчивое и держался за голову. – Как там второй фигурант? – спросил Кузнецов. – Жертва чувствует себя нормально, я звонил. Живая. То есть живой. Промыли желудок, сегодня отпустят. Привезу, посмотрите на него. Может, он помнит, что произошло и кто там еще крутился? Дом с химерами – неприятное местечко, доложу вам, я бы лично держался от него подальше. А этому артисту, Глебу Кочубею, жить негде, вот его туда и определили. Федя говорил, там странные вещи творятся… – Например? – Голоса, шорохи, чуть ли не привидения. Я вообще про дом только сегодня ночью услышал. Мне еще привидений для полного счастья не хватало! Тут с живыми бы разобраться… А Федор с артистами дружит, наслушался всякого. Он мне чего-то про «Китайскую комнату» заливал, но мне было не до того. Вот придет – сам расскажет… – Коля посмотрел на часы. – Через двадцать две минуты. – «Китайская комната?» – заинтересовался Кузнецов. – Кто же устроил там «Китайскую комнату»? – Спросите у философа. – Кстати, Лисица сказал, что тебе на днях звонили из морга насчет тела Ларисы Андрейченко, а тут он случайно узнал, что его еще не забрали. – Как не забрали? Я звонил Андрейченко, он обещал. Позвоню еще раз. Случайно он узнал… Дронов пока у нас, так что придется Андрейченко брать расходы на себя. А то могут скинуться – не чужая ведь. Я сегодня вплотную займусь списком друзей Андрейченко. Ее подруга не отвечает, на квартире не появлялась. Хозяйка говорит, что девушка платит аккуратно, заплатила до конца месяца, а потом сказала, что уезжает к жениху. – Может, уже уехала? – Не похоже. Вещи на месте, украшения, косметика. Хозяйка говорит… Его перебил стук в дверь. Это был Федор Алексеев. – Федя! – обрадовался Кузнецов. – Сколько лет, сколько зим! Ну, здравствуй, здравствуй! Возмужал, солидный стал… Присаживайся! Докторскую защитил уже? – Здравствуйте, Леонид Максимович, рад вас видеть. Пока не защитил, в перспективе. – К нам не надумал возвращаться? А то, вижу, соскучился по оперативной работе. – Соскучился. Думаю, Леонид Максимович. Я только что от Глеба Кочубея, он уже пришел в себя, но почти ничего не помнит. Только как пришел Гусев, как они сидели. Он еще удивился – они едва знакомы, виделись всего раз. И обрадовался – в доме и днем одиноко, а по ночам так и вовсе жутковато. А тут член братства по спасению дома, свой человек. Они сидели, пили, разговаривали. Гусев принес хороший коньяк. А потом провал, говорит, очнулся уже в больнице, в реанимации. – То есть он не помнит, как его пытались повесить? Но хоть что-нибудь он должен помнить? – Он помнит, как они сидели и пили. А дальше ничего, только, говорит, плечо болит – видимо, ушибся, когда падал. Как я понимаю, Гусев вбил крюк в косяк двери, накинул петлю ему на шею, и тут вдруг его ударили. Я видел кровь на кирпиче… – Ты уверен, что это не артист? – Уверен. Глеб был без сознания. Там был еще кто-то. На орудии, возможно, сохранились пальчики. – Уже работаем, – вклинился капитан. – Может, привидение? – И все-таки, Федя, каков мотив? – спросил Кузнецов. – А что говорит Гусев? – Историк строит из себя психа, – сказал капитан. – Понятно. Я думаю, ему нужно было выкурить Глеба из дома. Так же, как он выкурил других. Он все перепробовал: и Голос – я думаю, при обыске там будет найден динамик, – и захлопывающиеся двери, и стоны, но безуспешно. Тогда он пошел на крайние меры. Глеб – проблемный парень, бывший алкоголик… Все решили бы, что это самоубийство. – А стонал кто? – Сквозняк, я думаю. Возможно, горлышко разбитой бутылки, этот фокус несложно устроить. – Допустим, все решили бы, что это самоубийство, ладно. А глубинный, так сказать, мотив? – Дом скоро снесут, а ему нужно найти там нечто, некую ценную вещь. Настолько ценную, что ради нее можно пойти на убийство. Несколько месяцев назад он беседовал с последней представительницей рода Шоберов, Каролиной Августовной Хоменко, и, видимо, она ему что-то рассказала. Спустя пару месяцев она умерла, ей было уже за девяносто. Гусев написал статью про дом, надеясь привлечь к нему внимание и повлиять на решение городских властей о сносе, и стал искать. Проникал он в дом через забитое окно – дверь была заперта, – и шарил там, но безуспешно. Когда мы собирались в доме в последний раз, я походил вокруг и обнаружил это окно. Дальше было уже просто. – Ты понял, что это Гусев? – Нет, конечно. Я не знал, кто это. Я встречался с Гусевым раньше, он, конечно, странноватый парень, как все фанатики… Нет, я его не подозревал. Он умен, образован, досконально знает город, его историю, может рассказать о каждой улице… Но, как вы понимаете, в привидения я тоже не верил. Особенно после Голоса. Тут уже попахивало технологиями. Актеры, как люди эмоциональные, верили или делали вид, что верят, но им можно, это особая каста. А Голос – это уже перебор. – «Китайская комната», – фыркнул капитан. – Ну, вроде того. В том смысле, что это была имитация осмысленного диалога между Голосом и человеком, что всегда производит впечатление, особенно если дело происходит ночью, да еще в таком месте. |