Онлайн книга «Пустые головы»
|
«Академик!» – сразу окрестил его Малой, исходя из показательно независимой и невызывающей позы «нога на ногу», из интонации, из общей вежливости, без которой для него вообще жизнь немыслима, из готовности и умения ждать. Из интеллигентности, одним словом. Бабуля же была как бабуля. Она с суетливой и виноватой (такие люди всегда чувствуют себя виноватыми в присутственных местах, хотя бы тем уже, что пришли) радостью закопошилась. Поднялась, успев сморщиться от привычной родной боли то ли в ногах, то ли в пояснице, взяла внучка за руку и, не до конца выпрямившись, зашаркала к двери вслед за участковым. – Что у вас? – спросил Малой, терпеливо подождав пока они рассядутся – одна с пыхтением медленно, второй со шмыганьем носом быстро. – Товарищ милиционер… Антон не стал перебивать-поправлять на «господина полицейского» – какая разница! – …Это ужас какой-то. – Пауза. Не постановочная, а искренняя. – Этот хулиган Вадька из соседнего подъезда собачку убил… – Вашу? – Н-н-нет… Общую… Её все во дворе любили. Жулю нашу. Ласковая такая… такая хорошая собачка… Была! С Дениской они так хорошо всегда играли… Дениска, сидящий рядом с опущенной головой, начал конвульсивно дёргать плечиками в новом приступе плача. – …И вот. – Рассказывайте, рассказывайте, я слушаю. – Во-от… Убил он её, этот Вадька. На велосипеде ехал, палкой ударил… – Н-не-е па-ал-кой, а на-шо-шом! – встрял отчаянно уже плачущий Дениска. – Да. Насосом, товарищ милиционер. Она, глупенькая, за ним погналась… Лаяла так радостно… – Но это же естественно, – как можно рассудительнее заметил участковый. – За человеком гонится дворняга… дворняжка, лает – откуда ему знать, что радостно? – он защищается. – Да нет же! Бабуля оживилась – снова искренне, заколыхалась всем телом, придвигаясь к краю сидения, чтобы быть ближе к «товарищу милиционеру». Вытянулась к нему, положив локти на стол. – …Он специально её дразнил. Не любил её! Вот и раздразнил, чтоб она погналась за ним… – То есть она погналась всё-таки злая? – Н-ну, не знаю, – оконфузилась бабуля и глянула на мальчика – тот совсем раскис. – Жуля наша вообще злой быть не умела. – Она, поди, его ещё и за пятку пыталась цапнуть? Сочинять трагедию до конца в столь серьёзном учреждении бабуля не стала, а просто показала Малому глазами на малыша. Антон не понял. Тогда она зашептала: – Конечно! Я только ради него… – кивок за спину в сторону внука. – Нельзя же так-то! При детях! Малой проникся симпатией к старушке. Она казалась уже совсем не глупой наседкой, а вполне здравомыслящей и опытной женщиной. – Собака дурная, конечно, но… Пообещайте, что накажете хулигана, – шепнула она максимально конспиративно. – Да! – уверенно громко согласился Малой. – Конечно! Он должен быть наказан. Пишите заявление. И подмигнул, мол, пишите, пишите. Тихий плач сбоку от бабули прекратился сначала до хныканья, а как малыш увидел, что бабуля действительно что-то начала писать, то и совсем – ребёнок от обретаемой справедливости даже повеселел. Слез со стула, начал ходить по кабинету. – Дениска, иди поиграй на улице, – ласково сказала повеселевшая тоже бабуля. – Я допишу заявление и выйду. Повеселел и участковый. Любому взрослому, если он не псих, всегда приятно утешить плачущего в своей одинокой беде ребёнка. Малыш выбежал уже чуть ли не вприпрыжку. – Спасибо вам! – горячо поблагодарила женщина. – А то я не знала, что и делать… такое горе! Такое горе для ребёнка! Прямо на глазах, представляете!.. – Вы заявление-то пишите… Серьёзно! – Да?! Ну вы меня прям обрадовали… Бабуля удовлетворённо пыхтела. Одновременно писала и тараторила: – …Так страшно, знаете, было. Даже я испугалась. Бедная Жуля даже не взвизгнула. Упала так сразу и лежит. Да… А Вадька этот так и умчался на своём велосипеде. Мы подходим… А там! Ужас… Она снова устремила своё тело к нему и прошептала, кинув сначала взгляд на дверь: – Голову ей совсем разбил. Даже мозги собачьи было видно… Она ещё успела, отклоняясь, вскинуть брови вверх, одновременно кивая – вот так, мол, но уже усвоенный Антоном смысл последней фразы начал делать своё дело – её лицо стало неумолимо и неуклонно расплываться в пятно. Хорошо, что она опустила глаза на лист бумаги и не видела изменившегося в секунду взгляда участкового. Не заметила его дрожи и возбуждения, бледности и отрешённости. Антон в попытке овладеть собой встал, подошёл к приёмнику на неработающем холодильнике, воткнул вилку в розетку и наугад нажал одну из копок настроенных станций. Из динамика нарочитым бодрячком тут же с полуслова раздался полный глупого энтузиазма женский голос: «…что удалось выяснить программе „Светская жизнь“, так это меню, которым потчевали на празднике наших звёзд!» «И что же в нём?» – это был имитирующий живой интерес уже голос ведущего – мужчины. Они дуэтом строчили чушь в радиоэфир. «А вот что… Главное блюдо вечера называлось, – она стала выговаривать французские звуки, – соё-рвель де во-ё…» – «Красиво-то как! – это он. – А вкусно?» – «Наверное!..» – «А по-русски что это?» – «По-русски это звучит весьма прозаично… И даже страшно!» – «Ну, а всё-таки?» – «Телячьи мозги, запечённые с овощами». Малого передёрнуло. Он не кнопку нажал, выключая, – он штепсель выдернул. Бабуля как раз дописала. Оставила листок на столе, тепло попрощалась и вышла. Академично выждав пару мгновений, в дверь просунулась академическая бородка: – Можно? – Две минуты… Буквально. Антон даже не повернулся для ответа – ему нужно было перевести дух. Сел. Попил воды. Попыхтел – точь-в-точь как давешняя старуха. Успокоился. – Входите. – Здравствуйте. «Академик» дождался жеста, приглашающего сесть. Сел. – Простите, как к вам обращаться? – Как вам удобнее, так и обращайтесь. – Господин полицейский – вопросительный взгляд, ожидающий подтверждения, кивок удовлетворения. – Меня буквально затерроризировал мой юный сосед сверху. Малой приходил в себя. Даже кивнуть смог, подбадривая. – …Безобразно громко включает свою музыку. Аппаратура у него мощная, судя по всему… И музыка – далеко не Моцарт! И даже не Сальери… Чёрт знает что! А у меня работа… «Академик» уныло усмехнулся. – Пишите заявление. Есть правила. Примем меры. – То-то и оно, что есть правила… |