Онлайн книга «Механическое сердце. Черный принц»
|
– А ты? – А что я? Я должен был делать, что мне скажут. После года под землей я готов был… на все готов был, лишь бы снова увидеть солнце. Увидел. И едва не ослеп. Тедди это повеселило… он уже начал сходить с ума. Ты знаешь, что у сифилитиков мозг гниет? Так доктор сказал. И он вправду гнил. Тедди мылся пять раз в день, но все равно от него гнилью несло. Это его бесило. – Ты его убил? – Убил. – Войтех не стал отрицать. – Он стал меня подозревать. – В чем? – В том, что я от него избавиться хочу. Впрочем, он подозревал всех. Каждый человек, с которым ему случалось встретиться, представлялся убийцей. Это было… неудобно. Войтех одним движением сел на кровати. Он запустил пальцы в волосы, поднимая короткие пряди дыбом. – Он вот-вот завалил бы все дело. – С бомбами? – С ними. И с псами. Бомбы – не то оружие, которое стоит доверять сумасшедшим. – Войтех встал. – А ты… что ты собираешься делать? – Вернуть людям этот мир. Или хотя бы часть его. – А если не получится? Он пожал плечами. – Мне терять все равно нечего, малявка. – И, наклонившись, Войтех поправил одеяло. – Отдыхай. Доктор сказал, что несколько дней тебе следует провести в постели. Надеюсь, ты не будешь спорить? Таннис покачала головой. – Вот и умница. И наш разговор… – Я буду молчать. – Конечно, малявка, – задумчиво произнес Войтех. – Ты будешь молчать… пожалуйста. Мне бы очень не хотелось платить еще и эту цену. Следующий день она провела в постели. И еще один. И весь остаток недели. Таннис понимала, что надо бы встать, и вставала, доходила до окна, упиралась ладонями в створки его и стояла, глядя, как плавится лед теплом ее тела. Холод обжигал, а кровать, разобранная, близкая, казалась надежным убежищем. Таннис возвращалась к ней. Ложилась на влажную простыню, накрывалась с головой пуховым одеялом и лежала, порой проваливаясь в сон, порой – в собственные воспоминания. Иногда ей было сложно отличить одно от другого, и воспоминания порождали странные сны, а сны не заканчивались наяву. Приходила горничная, приносила завтрак… и обед… и ужин. Марта появлялась с очередным нелепым романом, которые она читала вслух, пытаясь Таннис развлечь. Но тонкий голос Марты вызывал приступы тошноты, Таннис злилась, но злость и та была вялой, нежизнеспособной. После ухода Марты в кресле оставались крошки овсяного печенья и книги. О любви. Нет ее, такой, как пишут, чтобы настоящая и вопреки всему, чтобы счастье безоблачное и жизнь душа в душу, смерть в один день… глупости. …и мечта ее не лучше. Море? Дом на берегу? Она видит этот берег во снах, с белым мягким песком, на котором остаются ее следы. С влажной вылизанной волнами кромкой, со старой пристанью и лодкой… с домом, навесом и столиком… креслом… Кофе. И тем, кто стоит за спиной Таннис. Он пытался к ней прикоснуться, и она, просыпаясь, чувствовала еще эти прикосновения, будившие в ней странное желание плакать. Плакала. День и снова… – Малявка, что не так? – Войтех навещал ее каждый вечер. Он появлялся поздно, когда свечи уже догорали, входил без стука, садился на кровать и вытаскивал из-за пазухи имбирный пряник. Или золоченый орех. Фарфорового зверька, из тех, дешевых, которых полно на развалах. Вкладывал в руку, сжимая вялые пальцы, смотрел в лицо. – Прости. – Войтех стягивал одеяло и заставлял сесть. – Я понимаю, что ты чувствуешь себя загнанной в ловушку… Он обнимал, прижимал к себе крепко и гладил по волосам, утешая. Слезы подкатывали к горлу тяжелым комом, но при нем не получалось плакать. И Таннис лишь шмыгала носом. – Тебе надо поесть. Он кормил ее, преодолевая вялое сопротивление. А порой Таннис было лень сопротивляться, и она лишь открывала рот. – Послушай, малявка, ну не трону я твоего щенка… обещаю. Если сам не напорется, не трону. Он ведь скоро женится. Наверное. Таннис поэтому убежала, хотела забыть. Откуда ей было знать, что забыть не выйдет? – Подумай сама, что бы вас ждало? Жизнь на два дома? Он бы приходил, чтобы переспать, а потом… – Нет. Таннис зажимала уши ладонями, чтобы не слышать его. Но Войтех руки разжимал. – Он бы уходил к своей жене. Ты знаешь это. Однажды ты бы ему надоела… Ложь. – Он вежливый, он не вышвырнул бы тебя… купил бы подарок. Так принято в их кругах. Надоевшей женщине купить дорогую безделушку, чтобы не было обид. Прошлой любовнице он подарил сапфировый гарнитур. Таннис не желает слушать о прошлой любовнице. Но ей приходится. – Ты умная девочка и справишься. И да, я хотел бы дать тебе больше. – Он вытирал ее щеки, и значит, Таннис все-таки плакала. – Думай не о нем. Он того не стоит. – А о чем? – О ребенке. Ребенок жил внутри. Таннис пыталась представить его, накрывала живот руками, сосредотачивалась, в полуяви, полубреду пробовала услышать, ведь если он и вправду есть, то… Ничего. Пусто. – Кого бы ты хотела? Мальчика или девочку? – Войтех подал руку, помогая выбраться из кровати. – Наверное, девочка лучше. – Чем? – Тем, что будет похожа на тебя. – Войтех усаживает ее в кресло перед туалетным столиком. В зеркале, черном, пыльном зеркале отражается женщина с изможденным лицом. – Посмотри, до чего ты себя доводишь. Зачем, Таннис? Он берет в руки гребень и сам расчесывает короткие ее волосы. – Скажи, тебе здесь плохо? Плохо. – Тебя кто-нибудь обижает? – Нет. – Я забочусь о тебе так, как умею. А все ограничения – временны… послушай, малявка… – В зеркале он не отражается. Тень за спиной. И эта тень бережно распутывает слипшиеся космы. – Я клянусь остатками своей души, что не причиню вреда ни тебе, ни твоему ребенку. Я постараюсь сделать все, чтобы ты была счастлива. Не захочешь жить со мной… отпущу. Заминка. И выдох. И правду говорит. Войтех, точно почувствовав ее сомнения, наклоняется. – Ты же знаешь, что я не лгу. Знает. Но от этого горше. – Почему ты со мной возишься? Гребень ложится рядом с пудреницей. Пальцы Войтеха обнимают шею, гладят. |