Онлайн книга «Механическое сердце. Черный принц»
|
– Я не… – Дышать получается, и Таннис дышит. Медленно. По патентованной методике, преодолевая тошноту. Вот только преодолеть не выходит, и ее выворачивает на черные брюки Освальда. – Все хорошо. – Он придерживает голову, не позволяя ей упасть. – Уже совсем немного осталось. И вытирает рот платком. …он не чудовище… разве что самую малость… он обещал, что не тронет Таннис… – Тише, малявка, не ерзай. – Стянув пиджак, Освальд накрывает им колени. – Ты заболела… – Нет. – Да, малявка, заболела. Переволновалась. – Он говорит мягко, и хочется верить этому голосу. И человеку тоже. Он ласков. Притворная доброта. – Вот и приехали. – Он открывает дверь, впуская ледяной ветер и снег. А Таннис ловит снежинки губами, повторяя про себя, что она снова способна дышать. И встать сумеет. Не позволяют. – Держись крепче. – Освальд берет ее на руки и, заглянув в глаза, улыбается: – А ты выросла… …выросла. И выжила. Выбралась с того берега реки, но не удержалась на этом. Он шел быстро, а по лестнице и вовсе бегом поднимался. Дверь в комнату Таннис пнул так, что дерево затрещало. – Вот мы и дома… …это ненастоящий дом. Его украли вместе с сумасшедшими старухами и родовым древом, потемневшими от времени портретами людей, чужой честью, гордостью и древним гербом, который пересекала трещина. Но говорить нельзя, Освальд обидится. Нынешним вечером он заботлив. И остатки ненавистного платья сдирает… Красное с черным кружевом. Вульгарное. Слишком открытое. Слишком роскошное с виду. Слишком… такое для шлюхи в самый раз. – Скоро приедет доктор. – Освальд стянул и остроносые туфли, и шелковые чулки, которые пропитались испариной и намертво прилипли к ногам. Он возился с подвязками и пуговицами нижней рубахи, скомкав которую, вытирал мокрую кожу Таннис. Одевал чистую. Укладывал в постель. И подавал вазу при новом приступе. Рвало уже водой. – Отравилась… чем-то… – Говорить было тяжело: мягкие тряпичные губы не слушались. – Не спеши. – Освальд держал у губ стакан с водой. – Ты ж моя девочка… И слезы подкатывали к глазам. Нельзя плакать. Слезы – это слабость, а Таннис надо быть сильной, иначе она не выживет. Доктор появился, а она пропустила его появление, просто вдруг Освальда сменил высокий, худой до измождения человек в черном наряде. Он снял котелок, и Таннис смотрела на голову человека, неестественно крупную, гладкую и блестящую, словно он смазал кожу маслом. А может, и смазал. Человек заглядывал в глаза, оттягивая веки холодными пальцами. Тер виски, мял руки и прижимал к груди слуховую трубку. Он считал пульс, отмеряя время по серебряному брегету, точь-в-точь как тот, который был у Кейрена… …не думать. Доктор задавал вопросы, а Таннис отвечала. Пыталась. И терпела, когда он, сунув все еще холодные руки под рубаху, ощупывал ее живот. Ушел. И Таннис, кое-как перевернувшись на бок, подтянула колени к груди, обняла себя. Что дальше? Она не знала, но закрыла глаза и лежала. Долго, наверное, лежала… – Ты не спишь. – Освальд присел на край кровати. – Не сплю. – Тебе лучше? – Лучше. – Поговорим? Он провел ладонью по волосам и, мягко взяв за плечи, развернул Таннис. – Ты ведь знала… – Догадывалась. Таннис хотела сесть, но голова все еще кружилась. – И почему промолчала? – Освальд поправил подушки. – Испугалась? – Да. – Прости. Наверное, я был слишком резок с тобой. – Он водил пальцами по щеке, собирая с кожи не то пот, не то слезы. – И что теперь? – Вообще или с тобой? – С нами. – Она обняла живот. …залетела. И ведь знала же, что подобное бывает, пыталась считать дни, но с Кейреном вечно сбивалась со счета. А он вовсе, казалось, не думал о ребенке. И не думает. Он думает, что Таннис – шлюха, которая одного клиента на другого променяла. – Ничего. – Освальд помог ей сесть и, сняв домашнюю куртку, набросил на плечи, а колени укрыл одеялом. – Здесь сквозит, а тебе стоит избегать сквозняков. Таннис, я понимаю, что кажусь тебе чудовищем. Временами я и вправду чудовище… и лучше тебе не знать… – Теперь я тебе не нужна… – Нужна, малявка. – Он притянул Таннис к себе. – Не говори ерунды. Ну что изменилось? – Я беременна… – И хорошо. – Ты не… Голос срывается. И задавать вопросы страшно. – Не трону ни тебя, ни ребенка. Таннис, давай серьезно, ладно? Иначе-то как? – Да, твоя беременность несколько нарушает мои планы, но не сказать, чтобы очень серьезно. Мне по-прежнему нужен наследник, но я согласен подождать год или полтора… это время у меня еще есть. У него – да. А у Таннис? – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Прервать беременность можно. Есть травы. Есть врачи. Но даже если бы ты вдруг захотела избавиться от этого ребенка… а ты не хочешь, я правильно понял? Таннис кивнула. Ребенок. В ней живет ребенок. И появится на свет, если она правильно рассчитала, в середине лета… и у него будут глаза Кейрена. Острые его скулы. Упрямый характер. И тонкий нюх. – Так вот, даже если бы у тебя вдруг возникло бы подобное желание, я бы не позволил ему исполниться. – Почему? – Тяжело говорить, во рту пересохло, и Освальд поднялся. Он подвинул к кровати столик и чашку подал, сам налил воды, холодной и непередаваемо вкусной. – Потому что нет более верного способа подорвать здоровье женщины. А твое здоровье, если понимаешь, меня весьма заботит. Он помог удержать чашку. И дождался, пока Таннис напьется. – Женщины, которые избавляются от детей, зачастую потом рожают уродов, Таннис. – И ты… – И я о вас позабочусь. – Он забрал чашку и помог лечь. – Доктор сказал, что все хорошо, ты просто-напросто переволновалась. А тошнота – пройдет. Уже прошла. И Таннис способна дышать. Слушать. – Ребенок… – Останется с тобой. Подумай сама, зачем мне полукровка? И да, я вынужден буду забрать нашего сына… |