Онлайн книга «Механическое сердце. Черный принц»
|
…из снежного тумана, который лопнул, открывая путь. Две ступеньки. Дверь, запертая на засов. И горячая темнота прихожей. – Отпусти же! – Кэри колотила кулачками по плечу. – Ненормальный! – Ненормальный, – согласился Брокк, разжимая руки, – совершенно ненормальный. За дверью гремела буря. А Кэри молчала. В темноте и рядом. Здесь слишком мало места, чтобы не быть рядом. От нее пахнет снегом и небом. Морем. Солью. Влажным мехом парки. Драконьей раскаленной чешуей. Солнцем, что исчезло в черных глубинах моря, быть может, и вправду утонуло? Или вышло на изнанку мира, в которую верили древние? – Я бы и сама могла… – Не могла… Ее дыхание тревожит тишину. И пауза становится неловкой. – Сейчас я лампу достану. Она стоит на полочке, за спиной Кэри, и Брокк, не устояв, касается щеки… холодная какая. Огонек вспыхивает сразу. – Замерзла? – Немного. Брокк отражается в желтых ее глазах. – Значит, отправляешься в ванну, а я пока ужином займусь… разогрею хотя бы… Кивок. И выжидающий настороженный взгляд. Поцелуй-прикосновение к ледяным губам. Вспыхнувшие румянцем щеки. Ресницы пепельные, нарисованные брови на бледном, слишком уж бледном лице. – У тебя нос холодный… ледяной просто. – У тебя тоже, – шепотом отвечает она. Смотрит. Общая тайна за запертой дверью, и буря улеглась, подслушивает… – Давай помогу? – Брокк не дожидается разрешения, расстегивает пуговицы, которые, пусть и крупные, вдруг становятся неудобны. Парка толстая, снежинки истаяли. Влажный мех, и шерсть шарфа набрякла. Узел затянулся под горлом, и, пытаясь развязать его вдвоем, они лишь мешают друг другу. Тонкие мягкие пальцы. И острые ноготки царапают шерсть. – Я сама… я взрослая уже… – Неужели? Я и не заметил… – Не заметил, – со вздохом соглашается она. – Заметил, – шепот, который слышен лишь ей, пусть в доме больше никого и нет, но Брокк все равно шепчет, ведь тогда он наклоняется ниже, ближе, к розовой раковине уха. – Заметил и испугался. – Чего? – Того, что ты от меня сбежишь… – Ты же сказал, что догонишь. – Конечно, догоню, но тогда я думал, что смогу тебя отпустить. И узел все-таки поддается, влажный шарф соскальзывает на пол, но ловить его некому… – Не сможешь? – Она спрашивает это с надеждой, янтарная яркая девочка. – Не смогу. – Мне придется с этим смириться? – Конечно. – Пуговица за пуговицей, их всего-то шесть, слишком мало, чтобы потянуть время. И самого времени не осталось. …несколько недель до Перелома. …и бал в Королевском дворце, который почти пытка. – Брокк, – теплые ладони сжимают его щеки, – не думай о плохом, пожалуйста. – Как? – Как-нибудь. Просто не думай. Хотя бы сегодня. Сегодня и сейчас. Снять сапоги, налипший на них снег тает, и по полу расплываются грязные лужи. А Кэри шевелит пальцами, толстые пуховые носки съехали, сбились, и ей, должно быть, неудобно. И холодно, но Кэри терпит холод. Ванна наполняется быстро. Вода пахнет серой, она и сама мутноватая, оставляющая плотный налет на ванне. – Греть стали в последний год. – Брокк вдруг вспоминает, что не взял для нее одежду, а собственную ее рубашку забрали в стирку, завтра вернут… …завтра будет, уляжется буря. И Кэри понравятся горы, тракт и ярмарка, до которой всего-то два часа пути, если по накатанной дороге. – А до того? – Кэри присела на край чугунной ванны. – До того воду кипятили на огне. И мылись в тазах, не слишком-то удобно было. Серая ванна, выглядит грязной. Занавеска, некогда нарядная, бархатная, но выцветшая. Вместо ковра – волчья шкура… полотенца пахнут дымом, пусть в котельную давным-давно не топят углем. – Извини, что… – Все хорошо. – Она пробует воду пальцами, а пальцы обнюхивает долго. Все хорошо. Печь пышет жаром. И клокочет старый, начищенный до блеска чайник. Граненые стаканы запотевают, и нагреваются подстаканники, серебряные, домашние. Крошки на салфетках, разделочная доска вместо подставки и котелок с горячей похлебкой. Кэри в его рубашке, которая ей велика, и штаны придерживает обеими руками. – У тебя ремень есть? Есть, но он ей будет велик, а вот кожаный шнурок, невесть как попавший в дом, пригодился. – Я выгляжу смешно? – Обуйся. И носки надень. Он сам надевает их, толстые, вязаные, с подбивкой из гагачьего пуха. Носки вяжут поселковые женщины, и еще свитера, шали… они собираются в общинном доме, выносят самовар, который топят сосновыми шишками, расставляют плошки с вареньем и кисловатым джемом из айвы, подносы с пирогами, сухими лепешками… Это еще одна традиция, смысл которой Брокку не понятен. Наверное, женщинам просто скучно. Они выплетают истории из прошлого ли, настоящего, делятся заботами и обидами, подхватывая тонкими спицами крученые шерстяные нити. Петля за петлей. Слово за словом. У Кэри узкие ступни, чуть влажноватые и уже прохладные. Щиколотки тонкие, а косточки торчат. – Пусти. – Она краснеет. – Не пущу. Носки полосатые. – Колются, – жалуется она, подгибая пальцы. – Зато греют. И тапочки… и сядь поближе к печи, у тебя волосы мокрые. Печь, говорили, облицовывать надо, а то крашеная греет хуже. И наверное, правы были, но Брокку некогда было изразцы заказать, и без того порталы перегружены, а иной путь когда еще станет. Если вовсе станет. Не думать о плохом. – Знаешь, кажется, я сейчас засну… – Кэри зевнула. – Я честно не хочу спать, но… Она дремала. И ела в полудреме, кажется, не слишком понимая, что именно ест. Жевала. Пила, когда Брокк совал в руки запотевший стакан. И все-таки уснула, прямо за столом… Устала. А стоило на руки взять, очнулась. – Что? – Сонно хлопнули белые ресницы. – Ничего. В кровать пора… – А ты? – И мне пора. Пустишь? – Не знаю… подумаю… |