Онлайн книга «Механическое сердце. Искры гаснущих жил»
|
И вместе с Кэри Сверр раскапывал лужайку, вытаскивая червей. Набралось много, целый кулек, который Кэри сунула в карман фартука. Сверр предлагал сам его птенцам отнести, но тогда Кэри их не увидит. А ей хотелось, вот только по деревьям она не умела лазить. Сверр же пообещал втащить. И тащил… Уже на самой вершине, смахнув пот с лица, он сказал: – Ты жуть до чего неповоротливая… …Два кресла стояли у окна, соприкасаясь ножками. Высокие спинки, широкие подлокотники. Дерево старое, и лак потемнел, а алый бархат поистерся. На нем появился характерный лоск, но кресло все равно выглядело уютным. И Брокк, сев в него, вытянул ноги к окну. – Не бойся, – повторил. – Не боюсь. Почти. А рука Кэри оказалась свободна, и, пытаясь сгладить внезапную неловкость, Кэри принялась расправлять складки на юбке. Серое платье. Скучное. И она сама наверняка скучна. Брокк не спешит начинать беседу, разглядывая ее, будто видит впервые… – Я… – Она смотрела на руки, на дрожащие пальцы, которые вновь терзали жесткую ткань, на саму эту ткань грубого плетения… саржа… и манжеты узкие… пуговки крохотные, из перламутра, и это – единственное украшение. – Я должна вам кое-что рассказать. Пока он молчит. И дождь за окном затих, тоже прислушиваясь к словам Кэри. – Вам это не понравится. И… и мне очень жаль. Она все же осмелилась бросить взгляд на его лицо. Тени заострили его черты, подчеркнув жесткую линию подбородка и резко очерченные губы. А нос крупный, ноздри немного вывернуты, на щеке же – россыпь родинок, словно пятна чернильные. …когда-то Кэри, сидя перед зеркалом, пыталась родинки оттереть. Не надо думать о прошлом. Повернувшись к окну, затянутому серой пеленой, Кэри заговорила. Она хотела рассказать только про игру и Ригера, но как-то так вышло, что слова цеплялись за слова, вытягивая воспоминания, то горькие, то сладкие. Смешанные. И слезы, которые Кэри прятала от себя самой, потекли по щекам. – …Ну и чего ты разревелась? – Сверр поднял ее, и Кэри вскрикнула от боли. – Стой смирно. Сейчас пройдет. Он отряхнул платье от песка и мелкого сора, прилипшего к юбкам. Заставил разжать изрядно разодранные ладони, ощупал пальцы, и предплечья, и плечи, убеждаясь, что все хорошо. – Больно? – спросил, обнимая. И Кэри уткнулась в его плечо, заскулила. Больно… но боль потихоньку растворялась. – Скоро совсем пройдет. – Сверр гладил по голове. – Поверь мне. Ему двенадцать и даже почти тринадцать. Он взрослый. Ответственный. И в седле держится хорошо. А Кэри неуклюжая, и ее снова лошадь сбросила, да неудачно: нога застряла в стремени. – Ступить можешь? Кэри кивнула: она попробует. Слезы лились не столько от боли, которая и вправду была терпимой, сколько от обиды. – Давай. – Сверр подставил плечо. – Потерпи, маленькая. Стиснув зубы, Кэри сделала шаг. И едва не взвыла – боль вернулась, а сама нога сделалась словно бы деревянной. – Стой, – выпустив ее, Сверр встал на колени. – У тебя ступня опухает. Обопрись на меня. Он расшнуровал ботинок и, невзирая на вой Кэри, стащил его с ноги. – Вывих. Доктора надо позвать. Поднявшись, Сверр просто подхватил Кэри на руки и понес. Шагал он широко, и запах менялся, становясь тяжелым, пугающим. – Все хорошо, маленькая моя. – Он усадил Кэри на лавку и подал стек. – Я скоро. – Стой. – Кэри попыталась его удержать, она уже видела, как изменилось выражение его лица. Сверр вновь стал… другим. И с легкостью стряхнул ее руку, провел кончиком стека по щеке и, когда Кэри зажмурилась, сказал: – Не бойся. Я никому не позволю обижать тебя. Кобылица носилась по леваде, то и дело останавливаясь, дразня Сверра. Она выгибала шею и била копытом, оставляя на песке круглые отметины. Подпускала на расстояние вытянутой руки, но не давалась, уносилась прочь. И Кэри наблюдала за этой игрой, убеждая себя, что Сверр сдержится. Он ведь обещал в прошлый раз. И не будет ее обманывать. Сверр хороший, только вспыльчивый и… Кобылица устала играть и позволила поймать себя. Тихонько заржав, она толкнула Сверра мордой в плечо, а потом попыталась за ухо ухватить. И он провел ладонью по мокрой от пота шее. – Нельзя обижать Кэри, – сказал он очень тихо. И стек щелкнул по голенищу сапога. – Сверр, нет! – Кэри вскочила и сделала шаг, едва не рухнув на песок. Она сцепила зубы и заставила себя идти, чудом удерживаясь на ногах. Длинный подол амазонки волочился по песку, и распухшая ступня скользила. – Сверр, пожалуйста, не трогай ее… она… она мне нравится… Сверр гладил кобылицу, и та стояла смирно, бархатный нос ее касался его щеки, точно лошадь рассказывала о чем-то… Доверчивая. – Нет, пожалуйста… ты не должен этого делать. Кэри не знала, откуда появился нож. Просто солнце плеснуло светом, и вспыхнула тонкая кромка лезвия, а кобылица, завизжав, встала на дыбы. И кровью запахло. Запах этот заставил Кэри отпрянуть, и, потеряв опору, она упала на песок. Горячий. Колючий. Разбитый многими копытами. – Вставай. – Сверр протянул руку, и пальцы его были в крови. – У этой лошади был дурной норов. И выезжена отвратительно. – Он поднял Кэри рывком и, впившись в плечи, неожиданно сильно тряхнул ее. – Никогда не говори мне о том, что я должен, а чего нет. – Ты… – Кэри не могла отвести взгляда от лошади. Та еще была жива, она пыталась подняться, но вновь и вновь падала на песок. – Ты ее… Сверр обнял, прижимая к себе, и острие ножа уперлось в спину Кэри. – Я никому не позволю тебя обидеть. – Кэри… Память отступила перед этим голосом, унеся с собой и терпкий аромат крови, и теплоту песка, скользкие ладони Сверра, страх и обиду, детскую, пережитую. – Не надо плакать, Кэри. – Ее муж стоял перед креслом на коленях и слезы вытирал, не платком – пальцами. А перчатки так и не снял. Он выглядит обеспокоенным. И, наверное, зря она истерику устроила. – Все… хорошо. – Собственный голос стал сиплым, надсаженным. – Не хорошо, – возразил Брокк, но пальцы его замерли на щеках. Он же встал. Отстранился. И вернулся в свое кресло, которое было рядом, но все же слишком далеко. – Но мы постараемся все исправить. Он не сердится? – Возьмите. – Брокк протянул платок и, окинув Кэри взглядом, сказал: – Вам стоит выпить. |