Онлайн книга «Механическое сердце. Искры гаснущих жил»
|
– Это кто-то из своих. – Риг, обойдя ангар, вернулся. Он принес две жестяные кружки с бульоном, и Брокк вдруг осознал, что замерз и проголодался. Когда он ел в последний раз? Утром. Завтрак и Кэри. Она осталась в каком-то ином мире, куда Брокку, быть может, позволят вернуться. И в этом мире у него есть дом и полузаброшенный сад с деревьями и статуями… …жена. Девочка, цвет глаз которой меняется. У нее скоро день рождения, Брокк помнит, но подарка он не купил, разве что… …ведь успел доделать, сам не зная зачем. Из врожденного упрямства и потому, что не привык бросать работу. – Олаф. – Риг склонился над кружкой, он не спешил пробовать, но вдыхал мясной аромат и кривился. – Почему? Риг поморщился. – А кто еще? – Он все-таки отхлебнул бульона и, зажмурившись, пояснил: – Он несерьезен. И поэтому решил подорвать полигон? – Ему все слишком легко дается. – Риг заговорил тихо, но с какой-то непонятной живой ненавистью. – Родился с серебряной ложкой во рту и… гордится. Чем он гордится? Семья сюда пристроила, чтобы избавиться от головной боли… Его лицо в полумраке ангара казалось маской. – Он привык быть лучшим, а тут… другие, кто ни в чем ему не уступает. О нет, не только ревность, но и раненое самолюбие. – Решил доказать, что… – Риг запнулся и дернул плечом. – Какая разница? Пусть ищейки выясняют, что он тут делал. – Когда? – Вчера. Заявились с Инголфом… зачем? Я спросил, а эти… Инголф и Олаф? Между этими двумя отношения, мягко говоря, натянутые, а тут вдруг совместный визит и накануне взрыва. Риг не врет? Ему незачем. Слишком легко проверить, но… и он сам оставался на полигоне. Его месяц. Его дежурство. Нет в этом смысла. Экипаж Брокка. Старые склады. Жилой дом. Полигон. Слишком разные объекты, и… как будто кто-то ставит свой собственный эксперимент. Вот только смысл его от Брокка ускользает. Думай, мастер. Почуяв его приближение, качнулся дракон. Он приподнялся на лапах, изогнулся, раскрывая тончайшие крылья. Опустилась голова, и Брокк коснулся твердой, чеканной чешуи. Его опалило выдохом, в котором внутренний жар зверя смешался с запахами масла и металлической окалины. Глаза-кристаллы смотрели внимательно. – Я не жалею о том, что создал вас, – тихо сказал Брокк, и дракон, приоткрыв беззубую пасть, ответил скрежещущим голосом. Уцелело трое. Четверо подлежали восстановлению. И еще один, опаленный пламенем, искореженный взрывной волной, пусть и продолжал жить, но… Брокк ласково провел по оплавленной морде. – Мастер, он неуправляем. – Риг держался в стороне. Он снова стал прежним, неуверенным, растерянным… бестолковым. – Он помнит меня. – Брокк гладил зверя, и тот, отзываясь на ласку, вздрагивал. Изодранные крылья его пытались подняться, но бессильно опадали. В груди зияла пробоина, а из раны на спине торчал осколок камня. Он вошел глубоко, перебив плетение управляющих нитей, и задние лапы зверя парализовало. Его хвост дергался, бил о землю, равномерно, глухо. Силы уходили. – Это всего-навсего машина. Риг одернул короткий пиджачок, который морщило на локтях. Из кармана торчал хвост клетчатого платка, которым Риг время от времени прикрывал нос. Он чихал громко, как-то нелепо взмахивая руками. – Это дракон, – ответил Брокк. И он умирает. – Закрой глаза. – Брокк попросил, и зверь подчинился. – Приляг. Он вытянулся и выдохнул, замер в ожидании. И Брокк не стал его мучить. Контрольная пластина отошла с тихим щелчком, обнажив переплетение патрубков и металлическую сеть. – Уже недолго. Пальцы отсоединяли сосуд за сосудом, дезактивируя энергетический кристалл. И драконье сердце остановилось. Вот и все. Можно уходить, но Брокк продолжал сидеть рядом с механомом, неспособный бросить его. Отчего-то это казалось предательством. А буря, отступившая было, вновь потянулась к полигону. Взвыл ветер, хлестанул по лицу, отрезвляя этой пощечиной. Не время тосковать. И да… дракон – всего-навсего машина. Как и рука Брокка. Стоит ли горевать об умершем железе? Не больше, чем о погибшем пламени. И Брокк поднялся. Следовало заняться расчисткой ангара и восстановлением того, что поддавалось восстановлению, людей разместить, организовать питание… и решить еще тысячу и одну бытовую проблему. Но, не дойдя до хижины, которая чудом уцелела – огонь лишь прокатился по низкой земляной крыше, – Брокк обернулся. Лиловое небо, багряные всполохи. Снег неестественной белизны. И мертвый дракон, которого буря спешила укрыть ледяным саваном… сюрреалистическая картина собственного безумия. И спастись от него не выйдет. Не в одиночестве. Ночью Брокк вновь видел сон. И сползая с драконьей спины, силился дотянуться до связки шаров, в которых клокотало пламя. Теперь он слышал и его голос, плач огня, разлученного с жилой, обреченного на скорую смерть. Ярость. Боль. Обида… он, наверное, кричал, если, очнувшись ото сна, увидел над собой перекошенное отвращением лицо Рига. Тот держал масляную лампу, и вид огня, заслоненного стеклом, вызвал приступ тошноты. Брокк, оттолкнув помощника, выскочил из хижины. Рвало желудочным соком. Долго. Он стоял на четвереньках, и с губ стекали нити слюны. Брокк часто сглатывал, но тошнота не прекращалась. – Мастер? Дверь скрипнула, отворяясь. Она давным-давно разбухла, перекосилась, и над порогом виднелась щель, которую на ночь затыкали полотенцем. Сейчас это полотенце Риг держал в руке. В другой – ту же лампу. – Все… нормально. Брокк встал на колени и, зачерпнув колючего снега, кое-как отер лицо. – Вам лучше… – Нет. Он стряхнул руку Рига. Надо отдышаться. И встать, но Брокк подозревал, что сил у него не хватит, и тянул время. – Продует, – миролюбиво заметил Риг, пытаясь подавить зевок. А ведь рано. Небо на востоке посветлело, но оно становится прозрачным задолго до рассвета. Еще час или два до появления солнца. Звезды яркие. Луна низкая, крупная, в черных пятнах-подпалинах. Брокк трет лицо, пока снег не превращается в воду. А Риг не уходит. – Что? – Ничего. – Он ставит лампу на снег, и свет окрашивает его в желтые тона. – Просто… |