Онлайн книга «Фомка-разбойник»
Подарок этот он бережно хранит до сих пор. Каждое новое издание своих стихов – одну книжку – он кладет в заветный сундучок. Теперь сундучок полон почти доверху. Он сумел наполнить простор мира своими мечтами, своими увлекательными стихами о тайнах жизни. И когда открывает теперь крышку сундучка, – по-прежнему в зеркальце отражается то же лицо, те же удивленные, сияющие глаза, хоть они и постарели лет на сорок. Но еще он видит и другое: множество человеческих лиц, которые смотрят на него с любовью, с благодарностью, с дружбой. Это те, с кем делил он горе и радости на долгом пути своей жизни, о ком рассказывал в своих книгах и к кому обращал свои слова – самые заветные, самые дорогие сердцу слова. Люди – знакомые и незнакомые, – он отдал им себя целиком, все лучшее в себе, лишь для того, чтобы для них сделать жизнь богаче и лучше. Пытать, разведывать жизнь, разгадывать ее удивительные тайны – это только половина дела. Другая в том, чтобы опыт свой, свои открытия – большие и маленькие – передать людям-братьям. Не в этом ли высшее на земле наслаждение? «В конце концов, – думает поэт, вспоминая подаренный ему морем сундучок, – это было совсем не так глупо и зло. Лучшего подарка я никогда в жизни не получал». Чайки хохочут вдали. Поэт вслушивается в их крик и, сияя удивленными глазами, говорит вслух самому себе и всему миру: – Но это ведь совсем не хохот! Это – фанфары, пронзительный и могучий зов. И он наполняет собою глухие без него просторы морей и поднебесья. Двойная весна
Зимой в Ленинграде моим глазам и ушам работы мало. Но вот замечаю: на крыше подрались воробьи. И сразу удваивается мое внимание ко всему окружающему: ведь первая потасовка воробьев – это первый намек на весну. Вот будут еще и еще сигналы. Каждый новый птичий голос весной – подарок. И какое наслаждение отмечать эти новые голоса, пока они не слились в огромный общий хор – апофеоз природе и солнцу! Положено и человеку радоваться весне. Но часто при этом думаешь: много ли еще таких радостных встреч предстоит тебе в жизни? И раз мне пришла в голову лукавая мысль: «А почему бы не вырвать у жизни хотя бы одну лишнюю весну? Ведь родина моя так велика. Ежегодно в разных концах ее бывает много разных весен. Съезжу-ка на Кавказ. Конец февраля. Там как раз начинается весна. Южная весна коротка. Успею встретить ее и вернуться. Тут встречу вторую в году – нашу неторопливую северную весну». Даже краска прилила к лицу, – точно задумал обмануть судьбу. Как раз у меня и возможность была съездить куда-нибудь – отдохнуть между двумя работами. Беру билет на поезд до Туапсе и через три дня, проснувшись утром, вижу: весна! В Туапсе на улицах припекало, кой-где была уже пыль, хотя горы кругом сверкали снегом. В садах громко пинькали лиловогрудые красавцы зяблики. Сразу видно, что они только что прибыли сюда: ни одной самочки в их холостяцких стаях. Более сильные самцы удрали вперед. Самочки прибудут позже. Еще только первое марта, но я опаздываю. Скорей, скорей, вперед! И вот прекрасный теплоход «Абхазия» уже развертывает передо мной неторопливо-величественную панораму Кавказского побережья и бесконечный простор моря. Последняя ниточка, связывающая меня с родным севером, рвется. Я в другой стороне – прекрасной, желанной, но не родной. На молу сидят, наподобие прусских орлов, подняв и растопырив крылья, большие черные птицы. Невиданные у нас птицы – бакланы. Смешные звери выскакивают из волн и падают назад в море. Таких не увидишь даже в ленинградском и московском зоопарках: дельфины. И даже чайки, белорозовой стаей провожающие теплоход, – не наши чайки: розовогрудые с красными носами и лапками – морские голубки. Идет, идет теплоход, винтом отсчитывая время и пространство. Вот уже Гагры. Внушительная картина! Огромные горы. В расщелинах – завалы тяжелых мутных туч. На вершине – дикие, засыпанные снегом леса, пихтач – словно настоящая сибирская тайга. А на узкой полоске берега игрушечные красивые домики-ульи и перед ними – пальмы, кипарисы, эвкалипты. Бесшумно течет вода, течет время. Сухуми. Стоит однажды побывать в этом милом городке – и уж будет, непременно будет тянуть побывать в нем еще раз. Когда-то осенью я был в Сухуми. И, конечно, у меня, как и у всякого, кто здесь хоть немного пожил, остались друзья среди приветливого и гостеприимного местного населения. Меня потянуло к ним. Я сошел в Сухуми. Какая же может быть весна, когда не было зимы? На улицах жарко. Пальто ни к чему. Съездил в Алексеевское ущелье, побывал в саду ВИРа [2] . Всюду поют черные дрозды. Только вообразить себе эту блестяще-черную с золотым носом птицу в нашем северном лесу на белой березе! И уже совсем ряженым кажется изумрудно-коричнево-голубой зимородок, сидячий на кусте над горным ручьем. Каждый день прибывают стаи новых птиц и устраиваются здесь хозяйственно: они уже дома. Зябличихи тоже тут. Вот-вот мужские и женские стайки распадутся, разобьются на парочки. И вдруг – неожиданно – снег. Самый настоящий северный снег. И холод. И вьюга. Классическое «старожилы не запомнят»! Такой вдруг снег, такой неожиданный здесь холод в марте! Снег не тает и на другой день. И вот в ресторане «Рица» появляется новое блюдо: жареные вальдшнепы. И на третий день – снег и вальдшнепы. Не узнаю города: слоновые ноги пальм стоят прямо в снегу. Отягощенные снегом, никнут к самой земле громадные листья бананов. На ободранных ветвях эвкалиптов – это австралийское дерево, как змея, ежегодно меняет кожу, – на австралийских деревьях сидят мокрые от снега вороны и простуженно каркают. Ватага ребятишек, вооруженная палками, направляется в гору. Иду за ними. Нам встречаются охотники, обвешанные вязанками битых вальдшнепов. Вот поди же! А ведь у нас на севере эта чудесная сумеречная птица с большими трагическими глазами – желанная и всегда очень немногочисленная добыча охотников. Она улетает от нас с первой порошей. Здесь она живет зимой на склонах гор в буковых и других широколиственных лесах. Ей нужно глубоко в мягкую землю втыкать свой длинный клюв, чтобы нащупать им съедобную живность. Снег для нее – смерть. Горы засыпал глубокий снег. Вальдшнепы спустились вниз, прямо на улицы. Они истощены, обессилены. Мальчишки бьют их палками. Мне удалось спасти только одного вальдшнепа. Он не мог взлететь. Я схватил его руками. Рассматривая его, заметил, что на левой ноге вместо среднего, самого длинного пальца, у него культяпочка. Это тронуло меня. |