Онлайн книга «Поющая в репейнике»
– Сурен… э-э, не знаю, к сожалению, вашего отчества, – с очаровательной улыбкой воркует Ритуся. – Просто Сурен. «Небритый» еще больше тушуется и начинает переставлять карандаши в стаканчике на столе секретарши, которая выглядит силиконовым солнышком в мрачных кашинских владениях. «Солнышко» настороженно смотрит на странную парочку. Ритуся вдруг решительно кивает Сурену, и он выходит за ней из приемной. Секретарша мчится к двери, приникает ухом к щели, но нет, Кашина уводит помощника шефа подальше. – Послушайте, Сурен, у меня есть к вам вопрос. Поймите меня правильно, это совершенно не касается моих отношений с Михаилом. Все, эта проблема снята! К моей огромной радости. – Да, Маргарита. И я рад за вас. Искренне. Небритый смотрит на Ритусю столь похотливо, что она с опаской отступает на пару шагов. – Мне нужно выживать. Думать о работе. Да, средств Михаил нам выделяет не так много… Впрочем, это все лишние слова. Скажите… – она запинается, но тут же берет себя в руки. – Что вам известно о Бойченко и Супине? Что заставило их согласиться с грабительскими условиями сделки? Файлы и налоговые документы уничтожены, я знаю. Так что же? Или… вы ждете, что я заплачу вам за информацию, Сурен? – Нет, Маргарита, – улыбается «небритый», наступая и дыша отрывисто в ее лицо. – Денег у вас нет, а на ужин я пригласить вас не могу. Увы. Боюсь непредсказуемого Михаила Николаевича. Быть может, позже, когда вы крепче будете стоять на ногах, мы и вернемся к этому разговору. О плате. Он поднимает руку, пытаясь коснуться ее волос. Рита снова отступает. – Так что же, Сурен? Можете сказать – что за этим стоит?! «Небритый» скучнеет и опускает руку. – Все довольно туманно. Бойченко раньше занимался грузоперевозками. Видимо, активно возил контрабанду. Думаю, взрывчатые вещества или что-то в этом роде, так как он специализировался на пестицидах. Попал в серьезную пертурбацию в Гамбургском порту. Откупился. В этом ему помогали Супин и покойный ныне адвокат Рощин, работавший на Бойченко. История была благополучно похоронена. Значит, толком о ней знают лишь двое. Но лично мне кажется, что третий участник и свидетель – не слишком надежный – заболел и умер очень вовремя. – Ч-что вы имеете в виду?! – Я – человек дотошный и подозрительный. За это меня и ценит ваш бывший муж. Так вот, я узнал вчера, что адвокат Рощин проходил лечение в клинике, где работала Ирина Супина. Жена вашего главбуха. И так она хорошо его лечила, что адвокат благополучно в больнице помер. А Ирина уехала в Германию, якобы выйдя замуж. Это я не раскапывал. – О Господи, – Рита шепчет, прижимая ладонь к губам. – Возможно, все это несчастливое стечение обстоятельств, и не более того. А Супин искренне хотел помочь коллеге и поместил его к своей жене, в дорогую клинику. Бог весть… Но факт остается фактом. Вот, собственно, и вся информация к размышлению. «Небритый» снова подвигается к Рите, вдыхает запах ее волос, которые покоя ему не дают, прикрывает глаза. – Спасибо, Сурен. Это очень… интересно, – бормочет Рита. И вдруг она слышит звонкий девичий голосок, несущийся снизу, с первого этажа. – Ника-а! – кричит Маргарита, кидаясь к лестнице и тут же забывая о гадком Супине, похотливом Сурене, беспощадном Кашине. Навстречу ей, раскинув руки, бежит очаровательная девчушка десяти лет с длинными темными волосами, в элегантной дубленочке. Ее карие глаза сияют радостью и нетерпением. – Ма-а-ма! Мамочка моя! – кричит она, повисая на Ритиной шее. – Деточка моя родная, Ники моя ненаглядная… Я, я так ждала… Рита прижимает дочку, осыпает ее личико поцелуями и плачет, плачет навзрыд. – Мамочка, я так соскучилась! Ну что ты плачешь? Ника вытирает ладошками слезы с Ритиных щек и вдруг, хватая ее руку, прижимается к ней, щекочет ресницами. – Помнишь нашу игру – бабочка прилетела? Бабочка-шоколадница. Вот, на палец перелетела… А теперь ей хочется к тебе на лобик! Ника тянется вверх, обхватывает мамину голову. – Помню, доченька, помню. Теперь мы всегда будем вместе. Всегда! Ника вдруг смотрит на Риту серьезно и говорит твердо: – Я вот не плакала. Я только злилась и говорила папе, что буду писать в ООН, в комитет по правам детей. Я все про это в Интернете узнала. Такой шум хотела поднять, чтобы он меня за ручку к тебе привел, вот! Рита с изумлением смотрит на свою кроху, так похожую на красавицу маму и унаследовавшую железный характер отца. – Ники, ну какой ты у меня боец! Не то что твоя слабенькая мама. – Да уж! Он испугался и отобрал у меня компьютер. На три дня, правда. Но теперь вернул. И на няню перестал орать, – деловито сообщает Ника, глядя через Ритино плечо. Маргарита поворачивается. Полная женщина с открытым круглым лицом, одетая в кургузый пуховичок, стоит рядом, вытирая слезы. Рита порывисто обнимает няню. – Галочка, сколько же и тебе досталось, милая. Теперь все будет по-другому. – Да, Риточка, я надеюсь. Я очень хочу, – кивает та. * * * Маня сидит в кухне, уперев взгляд в тарахтящий холодильник, и считает. «…сорок семь, сорок восемь… Сорок восемь секунд он живет, а потом на пять минут помирает. Или дольше? Надо поточнее засечь, на сколько он помирает. Пять минут – и много, и мало… За пять минут можно полюбить. Да, можно, я знаю. А можно свести счеты с жизнью… А можно сложить эти минуты в часы, месяцы, годы и бездарно прокуковать их. И ничего не понять про жизнь, людей, про то, что настоящее, а что – пустое. О Боже, снова телефон… И Тосик запропастился куда-то. Впрочем, он все взял на себя, носится по этим жутким конторам, а я? А я сижу и считаю, на сколько времени оживает доходяга-холодиль– ник». Телефон не сдается. Маня идет на его звук. Ее мобильный лежит в гостиной на газете со статьей про успешных женщин. Маня поднимает телефон, хватает газету и идет на кухню. – Да? – говорит она в трубку и выбрасывает газету в помойное ведро. – Маш, я у подъезда. Я приехал за тобой. Прошу, выходи… – Павел Супин говорит едва слышно. – Паша, я думаю, что земле пора вернуться на свою орбиту. В общем, это уже произошло. Сумасшествие закончено. – Маша, зачем ты ломаешь то, что только начинает… жить? Зачем?! Смерть Али – трагедия. Я сам себе места не нахожу. Но ведь есть будущее. Ты ведь… ты говорила о чувстве. И я нуждаюсь в тебе. – Нуждаешься?! Но не любишь. – Я… боюсь громких слов, прости, – голос Супина тускнеет. – Я останусь тут, – твердо произносит Голубцова. |