Онлайн книга «Дорога в Рим»
Эти новые угрожающие веяния оказались последней каплей, и за несколько дней к заговорщикам присоединились новые лица, так что Фабиола окончательно уверилась, что насильник ее матери не уйдет от расплаты. В просторном, залитом светом зале в конце коридора теперь собиралось больше полусотни сенаторов из всех партий и группировок — бывшие консулы, трибуны и квесторы соседствовали с рядовыми политиками. Брут, любовник Фабиолы, здесь не появлялся. Основную часть времени он проводил в храмах: возносил молитвы и советовался с авгурами, получая каждый раз противоположный совет от любого, в чью ладонь опускал серебряную монету. Смятение его только усиливалось, сон не приходил, и каждую ночь Брут мерил шагами коридоры особняка, моля Марса и Митру ниспослать ему знак. Безуспешно. Раздражение и усталость только росли. Фабиола, зная об этом, собирала заговорщиков в Лупанарии, окончательно отбросив хитрости. Брут ни о чем не спрашивал, но и никому не рассказывал о ее подозрительных делах, так что Фабиола по-прежнему надеялась когда-нибудь привлечь любовника на свою сторону. Ступив в зал на шаг позади Требония, Фабиола вдруг поняла, что сколько ни старайся обойтись без Брута, ей не хватает его присутствия. Ромул наотрез отказался помогать сестре, а ей так нужна поддержка кого-то из близких. Девушка уже чувствовала тяжесть взваленного на плечи груза: Цезарь не просто насильник ее матери, он величайший правитель за всю историю государства и его смерть потрясет Рим до основания. * * * Крепко держа черную курицу за шею, Тарквиний положил ее на камни и, подняв глаза к возвышающейся над ними статуе Юпитера, пробормотал: — Великий Тиния, прими эту жертву от твоего смиренного служителя. Острый нож молниеносно перерубил куриное горло, отсекая голову, и гаруспик прижал курицу к камню, давая крови пролиться на пол. Крылья судорожно дернулись раз-другой и наконец бессильно опали. Тарквиний, не выпуская курицу из рук, сосредоточенно вгляделся в алый поток, вытекающий из перерубленной шеи. Ромул, чуть не дрожа от напряжения, всматривался в кровяные потеки, однако даже не пытался вникать в предзнаменования, полностью полагаясь на гаруспика. Маттий, едва дыша, застыл рядом. — Восток, — прошептал Тарквиний. — Кровь течет на восток. Ромул тут же встрепенулся: — Хорошая примета? Лицо Тарквиния озарилось медленной улыбкой. — Да. На востоке обитают духи — покровители человечества. Оттуда происходит и мой народ. — Там же лежит и Маргиана, — добавил Ромул, замирая от предчувствия. Гаруспик едва заметно кивнул. — А где это? — выдохнул Маттий. Тарквиний не ответил. Обрывая перья с куриного тела, чтобы обнажить чрево, он набирал их в горсть и, разжимая руку, смотрел, полетят они вниз или в сторону. По большей части они беспорядочно опускались книзу, собираясь кучкой под ногами; некоторые относило вбок — за этими Тарквиний остро следил, как сокол за мышью. Перевернувшись в воздухе, несколько черных перьев отлетели на шаг-два от статуи. Следом за ними — другие. Коснувшись пола, перья несколько мгновений не двигались, как вдруг, поднятые дуновением, взмыли ввысь и, скользнув с вершины холма, полетели с потоком ветра, кружащего над Римом. Через миг, унесенные к востоку, они скрылись с глаз. Пытаясь унять бешено бьющееся сердце, Ромул не раскрывал рта. Гаруспик еще больше посерьезнел. Уложив курицу на пол между стопами Юпитера, он тонким надрезом вскрыл чрево, стараясь не задеть внутренности, и отложил нож. Лентой вытащил наружу кишки — их вид явно его порадовал, затем, легко шевеля губами, раздвинул грудину и вынул маленькую темно-красную печень. Закругленные линии и ровный цвет недвусмысленно указывали — даже Ромулу, — что курицу не касались ни болезни, ни паразиты. Держа печень в левой руке, Тарквиний обратил взгляд к небу, изучая форму облаков и направление ветра. — Великий Тиния, — наконец вымолвил он, — прими ныне эту жертву. Ниспошли двум смиренным почитателям мудрость, дабы открылись назначенные пути. — Трем, — встрял Маттий. — Я ведь тоже его почитаю! Боясь, что такое вмешательство нарушит ход ворожбы, Ромул сдвинул брови, однако Тарквиний ничуть не смутился. — Мои извинения, — склонил он голову к Маттию и, подняв взгляд на статую, добавил: — Не оставь милостью и нашего друга, великий Тиния. Маттий, облегченно вздохнув, вновь уселся на корточки. Ромул восхитился отвагой мальчишки: не каждый взрослый осмелится вставить слово и прервать гадание! Поворачивая куриную печень во все стороны, Тарквиний долго не сводил с нее глаз и, явно оставшись неудовлетворенным, перешел к сердцу и даже разрезал его, чтобы посмотреть на кровь внутри. Затем придирчиво оглядел все тело от клюва до гузки и, отложив курицу, тяжело вздохнул. — Что ты увидел? — нетерпеливо спросил Ромул. — Не так много. — Зато кровь текла на восток! — поспешил вставить юноша, едва не запаниковав. — И перья полетели к востоку! — Добрый знак, — проронил Тарквиний. — Знак того, что туда и лежит наш путь? Гаруспик посмотрел юноше прямо в глаза. — Не знаю. На Маргиану ничего не указывает. — А на Цезаря? — пробормотал Ромул. — Или на Фабиолу? Тарквиний бессильно помотал головой. Ромул, преодолев собственное предубеждение, попробовал отыскать на курице хоть какие-то знаки — тщетно. Едва скрывая досаду, он вновь взглянул на Тарквиния. — Дурных вестей нет, и на том спасибо. — А про моего отчима? — беспокойно спросил Маттий. — Тоже ничего, — принужденно улыбаясь, ответил гаруспик. — И никаких указаний для нас с Ромулом. Ромул, собравшись с духом, вытолкнул вперед козленка. — Мы еще не закончили. Тарквиний без лишних слов убрал с пола мешанину из перьев и крови и велел Маттию унести лишнее. Мальчишка тут же метнулся прочь. Тарквиний взял козленка из рук Ромула, придирчиво оглядел и поставил туда, где только что лежала курица. Козленок, почуяв кровь, заблеял и рванулся было прочь. — Скорее, пока он не обезумел! — Юноша покрепче схватил козленка и развернул горлом вперед. «Юпитер! — взмолился Ромул. — Услышь нашу просьбу! Нам нужна твоя помощь». Тарквиний, вытерев лезвие ножа о тунику, наскоро пробормотал молитву и провел железным клинком по горлу козленка. — Благодарно принимаем твою жизнь, — прошептал он, видя, как густой поток обагряет его пальцы и плещет на пол. На этот раз кровь собралась в лужу, не растекшись. — Не имеет значения, — уверенно заявил Тарквиний и, перевернув козленка на спину, взрезал ему брюхо. — Органы чистые, — заметил Ромул, глядя на розоватые внутренности, выскользнувшие из разреза. |