Онлайн книга «Полет ласточки»
Он все не сводил глаз с маленького рта и с глаз, в которых и в самом деле заплескалось сахарное море. Сейчас бы следовало ее поцеловать. Да. Прямо сейчас. Надо ее поцеловать. Поцеловать, а не идти ко дну моря. Откуда-то издалека, как голос ангела, зазвучало сопрано. Шагалыч решил, что сопрано — тоже часть либерти, как цветы и сахарноглазые девушки. Но это была Мария Каллас. [7] Fior di giaggiolo, gli angeli belli stanno a mille nel cielo, ma bello come lui ce n’è uno solo. [8] — «Сельская честь»! — ликовал Гвидо, заглядывая в глаза художнику-велосипедисту. Он нашел удлинитель и включил свое новое радио. Первым через колонки прорвался голос его богини. Звуки рассыпались как роса, которая ложится на траву, предвещая чудесный приход голубого утра. Гвидо застыл, вслушиваясь в чистейшие ноты. Он знал оперу Масканьи почти наизусть, мог как дирижер задавать ритм любому инструменту, но сегодня различил обертоны, которых никогда прежде не улавливал, услышал кристальное звучание голосов, которое терялось в мешанине призвуков его старого радио. Гвидо заново узнавал свою любимую оперу. Лючии казалось, что и она узнала эту мелодию, хотя никогда раньше ее не слышала. Девочку переполняли чувства, и она не могла их сдержать. — Это знак! — воскликнула Лючия, глядя на Гвидо счастливыми глазами. — Какой знак? Знак чего? — спросил Шагалыч. — Ангелы! Гвидо бросил на них суровый взгляд, призывающий замолчать, причем немедленно. Лючия поняла, что сейчас лучше слушать, чем говорить. Но ее друг был менее догадливым: — Хочешь, чтобы я нарисовал ангелов на твоем велосипеде? — Да, хочу… — Вместе с цветами и шарами? — Да! Да! — А это не будет перебор? — Это будет шедевр… Польщенный Шагалыч широко улыбнулся и стал по стойке «смирно», как послушный новобранец. Потом браво зашагал к своему войску из кисточек и красок и тут же принялся за работу. Лючия мгновенно оказалась рядом. Мария Каллас сделала быстрый глубокий вдох перед тем, как в последний раз призвать своего ангела, самого красивого из тысячи небесных ангелов. И Гвидо услышал, как ее прозрачное дыхание растаяло в воздухе. — Эмма, ты должна мне помочь. Голос Греты звучал приглушенно и мягко, как голос маленькой робкой девочки. — Только если ты мне расскажешь, что вы натворили с Ансельмо в тот вечер, — ответила Эмма, делая громче звук в телефоне, чтобы не пропустить ни малейшей подробности. — Ты так внезапно исчезла. Так нельзя. Это не очень вежливо. Это бестактно, чтобы не сказать хуже… Тактичность не относилась к числу достоинств, которые Грета Бианки ставила на первое место. Что же до вежливости… — Я ничего тебе не расскажу, — отрезала она по обыкновению резко и четко. Но потом ее голос снова изменился: — Может, как-нибудь потом… не сейчас. — Грета, у тебя все хорошо? Вздох. Короткое молчание. — Да. То есть нет. Не знаю. — Что-то случилось? — Нет, ничего. Пока ничего. В ее словах слышалось что-то странное. Хрупкое и нежное. — Давай встретимся? Хочешь? — Да. Я приеду к тебе. — На велосипеде? — Нет, на ковре-самолете. Похоже, все не так плохо, если Грета способна на свои обычные штучки. — Я буду у тебя через полчаса. — Хорошо. Моих нет, никто не нарушит наше privacy. Грета подумала, что в огромной квартире ее подруги намного труднее увидеть кого-то, чем избежать встречи. — До скорого, darling. Darling нажала на красную кнопку, не сказав больше ни слова, и с тяжелым сердцем начала быстро крутить педали. Эмма была ее последней надеждой. Именно Эмма, сыпавшая словами вроде «privacy», «shopping» и с недавнего времени еще этот «darling». Они предательски врывались в ее речь, как чих посреди фразы. Эмма произносила их постоянно, как будто это и в самом деле был какой-то вирус. Только-только Лючия начала забывать свое «абалдеть», так теперь к Эмме привязался «darling». Грету это раздражало. Все эти словечки вызывали неожиданную и необъяснимую досаду. Она бы не смогла объяснить, почему так злилась. Просто злилась, и все. В таком состоянии она знала только один способ не сорваться: сесть на Мерлина и перемалывать словесные наваждения подруг молчаливыми мышечными усилиями. Сегодня не помогало и это. Сколько она ни крутила педали, дыхание обрывалось в груди и мысли все проворачивались на одном и том же месте, как велосипедная цепь. Ей надо было с кем-то поговорить. Ей надо было помочь что-то сделать? Но что именно? Она понятия не имела. Ей нужен был план. Ей нужна была Эмма. — Ну, что у тебя стряслось? — с порога спросила подруга, встретив Грету в просторном коридоре. Грета опустила обычный при встрече обмен любезностями и перешла сразу к делу: — Ансельмо заключил договор с Эмилиано, и я боюсь, что с ним что-нибудь случится. — Это надо обсудить, — сказала Эмма с полуулыбкой. Грета кивнула и последовала за ней на кухню, продолжая тараторить: — Если Ансельмо хочет получить свой дневник, он должен сказать Эмилиано, где он нашел пакет, который вручил ему у Колизея. — Хочешь йогурт? — спросила Эмма, открыв холодильник и осматривая запасы био- и экопровизии. — Нет. Эмма закрыла холодильник и открыла морозилку: — Мороженое? — Нет. Проблема в том, что Ансельмо ничего об этом пакете не знает. Он даже не знал, что в нем было. Я уверена. Когда Эмилиано ему это сказал, у Ансельмо было такое лицо… — А что было в этом пакете? — спросила Эмма, на секунду отвлекшись от баночек с мороженым без холестерина. — Булавка. — Красивая? — Не знаю. — М-да, — разочарованно потянула Эмма, возвращаясь к сложному выбору мороженого. — Проблема в том, что у ванили тот же вкус, что у полистирола, а шоколад сильно отдает картоном. А, постой, на этот раз мама и фисташковое взяла. Отличный выбор — все равно что ложками глотать моющее средство… Ты точно не хочешь фисташковое? |