
Онлайн книга «Сэндвич с пеплом и фазаном»
![]() Поскольку большинство девочек уткнулись в свои тарелки, рассмотреть их лица было нелегко. Я заметила, что за едой они продолжают быстро переговариваться, едва шевеля уголками ртов, отчего мне сложно было прочитать по губам – умение, которым я обладаю. Кроме того, мне не хотелось рассматривать их открыто. Не требовалось особенной сообразительности, чтобы догадаться, какую сенсационную новость они обсуждают. В воздухе повис возбужденный гул. Девочка постарше, сидевшая через два стола от меня, локтем толкнула свою соседку и указала подбородком на меня. Когда они обе увидели, что я их заметила, они быстро отвернулись. Преподавательский состав, куда входили только женщины, сидел на возвышении в дальнем конце зала, взирая на пасущихся девиц. В центре главного стола восседала мисс Фолторн. Склонив голову и сдвинув брови, она разговаривала с моложавой женщиной с прилизанными короткими черными волосами. Порой случаются редкие бесценные моменты, когда ты не знаешь ни одного из присутствующих и можешь изучать без предубеждения или почти без предубеждения. Не зная даже их имена, можно создать мнение, основываясь исключительно на наблюдениях и ощущениях. С первого взгляда можно было сказать, что все преподавательницы женской академии мисс Бодикот адски серьезны. Ни капли фривольности: ни смеха, ни губной помады. Даже за едой они тихо переговаривались между собой с серьезностью суровых судей, несущих на своих плечах бремя правосудия. Может ли кто-то из них оказаться убийцей? В качестве простого упражнения я попыталась угадать, какие предметы они преподают. Женщина с короткими седыми волосами, сидящая в дальней правой части стола, почти наверняка преподавательница французского. Ее рот с приподнятыми уголками, напоминающий лук Купидона, и этот особенный легкий изгиб ноздрей выдают человека, который говорит по-французски с колыбели. Ни одна англичанка не в состоянии так складывать губы во время разговора. Мне это стало известно в ходе наблюдений за мисс Леннокс – Шанталь Леннокс, живущей по соседству с домиком викария в Бишоп-Лейси. Муж Норман привез ее в Англию в качестве своего рода военного трофея. Она жила на Монмартре и произносила это название в нос. Рядом с ней сидела женщина с высокими скулами и рублеными чертами лица, ее окружала аура одиночества, и казалось, будто она существует в своем отдельном мире, под невидимым стеклянным колпаком. «Печальная, – подумала я. – Одинокая и непопулярная». Если судить по ее лицу, я первым делом подумала, что это Милдред Баннерман, оправданная мужеубийца. (Полезное слово, означающее «убийца мужа», которому меня научила Даффи.) Но нет. Только вчера я видела школьную фотографию мисс Баннерман в галерее выпускниц. Не могла она постареть и превратиться в такую гарпию. Мои глаза двигались вдоль стола и справа от мисс Фолторн наткнулись на милое личико эльфа: самая молодая преподавательница в академии – это же она та девушка с фотографии? Она казалась не намного старше сестрицы Фели, которой всего восемнадцать. «Должно быть, она выглядит моложе своих лет», – подумала я. Не желая выдавать свой интерес, я наблюдала за ней уголком глаза, ликуя при мысли, что завтракаю вместе с убийцей. Милдред Баннерман, наконец-то! Остальные не представляли собой ничего особенного: заурядный набор носов и подбородков, глаз и ушей. – Добро пожаловать в Бодс, – раздался голос над моим ухом. Это оказалась та самая девочка, с которой я обменялась рукопожатием на лестнице. – Ван Арк, – представилась она. – Мы уже знакомы. Я буду за тобой немножко присматривать поначалу. Я староста. Она неторопливо осмотрела зал, словно высматривая хищников. Удовлетворившись тем, что сейчас мы в безопасности, она снова обратила внимание на меня. – Скажи-ка, у тебя случайно нет сигаретки? – Нет, – ответила я. – Не курю. А вам разрешают? Здесь? Ван Арк хмыкнула. – Конечно, нет. Мы прячемся в гальюне на третьем этаже. – Не поняла? – Гальюн. Нужник. Сортир. Белый друг… – Параша, – добавила я. – Параша! Ха! Хорошее словечко! – воскликнула она, подавившись кашей. Ван Арк сотряс спазматический кашель, и ее лицо покраснело. Руки взлетели к горлу. Дыхание превратилось в хрипящее бульканье. Я тут же поняла, что липкий комок каши перекрыл дыхательное горло ван Арк и что она в опасности. Ее лицо уже начало темнеть. Я вскочила на ноги и изо всех сил заколотила ее по спине – сначала ладонью, потом кулаками. Нельзя было не заметить, что все окружающие, даже преподаватели, примерзли к своим стульям. Кроме меня, никто не шевелился. В зале воцарилось молчание. Неожиданно ван Арк выкашляла отвратительный комок каши, и он с шумом плюхнулся на пол. – Ты в порядке? – спросила я. Она всасывала воздух огромными жадными глотками. Цвет ее лица прояснялся с каждой секундой. Ван Арк скорчила гримаску. – Нет, – прокаркала она, – но я справлюсь… Таков обычай. Старостам не позволено болеть. Я уставилась на нее неверящими глазами. Это шутка? – Если мы хотя бы насморк подцепим, с нас шкуру сдерут. Она увидела, что я ей не поверила. – Это правда, – прошептала она. – У них есть скотобойня. За шкафом в лазарете есть потайная дверца. – И там с потолка свисают окровавленные крюки, – включилась я в игру. Рыбак рыбака видит издалека. У нас с ван Арк намного больше общего, чем я могла подумать. – Именно! – ответила она. – Мясные крюки и подставки с мясницкими ножами. А цыплятам они скармливают солому. – Или то, что у них остается от приготовления каши, – добавила я, засовывая в рот полную ложку варева и с наслаждением его пережевывая. Ван Арк втянула воздух, и ее глаза стали большими, как блюдца. – О-о-о! – сказала она. – Как омерзительно! И я поняла, что произвела на нее впечатление. Тут ван Арк схватила салфетку и начала утирать мне губы, как будто я измазалась кашей. – Ш-ш-ш, – сказала она, прикрывая рот и делая вид, что покашливает. – Дрюс наблюдает за нами. Она умеет читать по губам. Как ни хотелось мне похвастаться моими собственными достижениями на этой ниве, я быстро приняла решение придержать пару трюков при себе. Иногда молчание – золото. Через два стола от нас крупная девица, та самая, которая толкала соседку локтем, – должно быть, это и есть Дрюс, – открыто пялилась на нас. |