Книга Призрак замка Тракстон-Холл. Мистические записки сэра Артура Конан Дойла, страница 31 – Вон Энтвистл

– Вы заблудились, сэр, – утвердительно сообщил голос с ирландским выговором.

Уайльд повернулся и столкнулся нос к носу с миссис Криган.

– Dia dhuit, – склонив голову, приветствовал он ее на гэльском наречии и попытался приветливо улыбнуться. – Всегда приятно поболтать с земляками.

Никакой реакции. Он словно наткнулся на непреодолимую стену.

– В вас осталось мало ирландского, сэр, вы больший англичанин, чем они сами.

– Увы, я утратил ирландский акцент.

– Но не льстивый язык.

Уайльд принужденно рассмеялся. Он вытер испарину со лба платком. В кухне стояла духота, котел миссис Криган закипал.

– Вы что-то хотели, сэр?

– Ах да, мне не терпится узнать, упал ли уровень воды? Ведь надо подготовиться к часу освобождения.

Защита дрогнула, осталась лишь чуточка сомнения в лучистых морщинках у глаз.

– Река все еще глубока. – Она кивнула на странных типов за столом. – Этих двоих мы тоже вынуждены оставить у себя.

– Вот неприятность, – посочувствовал Уайльд. – Должен признаться, выглядят они как гробовщики.

– Вовсе нет.

– Почему же они прибыли на катафалке? Не совсем обычный вид транспорта.

– Это вам не город, мистер Уайльд. Повозка только во время похорон становится катафалком. В остальное время он используется для обычных перевозок. Эти ребята привезли лорда Уэбба вместе с багажом.

– И с гробом?

Забыв свою настороженность, она высоко подняла брови и снова захлопнулась, как устрица.

– Вам почудилось, сэр. Среди багажа лорда есть большой пароходный кофр. – Она блеснула угольками глаз. – Что-нибудь еще, сэр?

– Нет, сомневаюсь, – широко улыбнулся он и добавил приятным голосом: – Мой нижайший поклон мистеру Кригану.

Кастелянша вздрогнула, но быстро справилась с собой.

– Я вдова, – ответила она.

– Ах, примите мои соболезнования. – Взгляд Уайльда упал на ее левую руку. – Вы не носите обручального кольца?

– Мой муж умер давно, и всякие романтические сопли не по мне.

На губах Уайльда мелькнула улыбка.

– Благодарю вас, миссис Криган, за необычайное радушие и любезность. Sldn agat, – выдал он традиционное гэльское прощание и откланялся, затылком чувствуя взгляд, которым провожала его старуха.

Шаги Конан Дойла отдавались эхом, когда он пересекал мраморный холл. С потолка свисала большая люстра, наполняя портрет Мэрайи Тракстон живым светом, отчего он казался окном в комнату из параллельного мира. Разглядев картину внимательнее, Дойл подметил фамильное сходство с нынешней хозяйкой замка. Они были словно сестры, только этой женщине он дал бы около тридцати лет, а Хоуп едва вышла из подросткового возраста; глаза Хоуп лучились добротой, а у Мэрайи были полны лукавства; Хоуп улыбалась застенчиво и бесхитростно, а в уголках чувственных губ Мэрайи таилась насмешка. Блуждая глазами по холсту, он вдруг узнал комнату – зеркальный лабиринт в башенке западного крыла, разрушенного временем. Казалось, женщина просто прихорашивается перед зеркалом. На самом деле Мэрайя сидела за восьмиугольным столом, испещренным тайными знаками, с маленьким круглым зеркальцем в руках. Она держала его далеко от лица и не отражалась в нем, зато в большом настенном зеркале повторялась вся обстановка. Вид из окна на картине почти не отличался от реального, разве что рощица еще не выросла и каменное кольцо возвышалось посреди голой равнины. Вдруг Дойла бросило в дрожь. На подоконнике восседал ворон с выдранным хвостом.

– Она кажется вам ведьмой? – раздалось у самого уха.

Конан Дойл вздрогнул. Мадам Жожеску стояла рядом и рассматривала портрет. Он погрузился в созерцание и даже не заметил, как она приблизилась. Мадам одарила его взглядом своих невероятных серых глаз:

– Сильных женщин часто обвиняют в колдовстве, тут уж ничего не попишешь. Таким образом самцы контролируют свою власть.

– Я не боюсь сильных женщин, – произнес Конан Дойл.

– В самом деле? – улыбнулась старуха. – Вы поддерживаете идею о всеобщем избирательном праве? Ратуете за предоставление женщинам права голоса?

Конан Дойл открыл рот, однако не нашелся с ответом. Он был против уравнивания прав, но тут не все так однозначно, как и в вопросах секса и политики.

– Я так и думала. Мэрайя Тракстон была женщиной, опередившей свое время. Ее идеи и стремления двести лет назад считались опасными, да и сейчас их мало кто одобряет. Блестящий ум нуждался в подпитке, и она тратила состояние мужа на книги. Альфред Тракстон только охотился, пил и шлялся по девкам. Довольствуйся Мэрайя книгами, намного пережила бы своего супруга. Глупышке оказалось мало чтения, она захотела испытать нечто запретное даже для мужчин, что уж говорить о женщинах. Скованная условностями, она не могла насладиться свободой, поэтому решила путешествовать… в духовных сферах.

Конан Дойл взглянул на щуплую фигурку леди:

– Хотите сказать, она была ведьмой?

Мадам Жожеску усмехнулась, пряча глаза:

– Ведьмой? В прежние времена это слово произносили уважительно. Для женщин, наделенных силой, как она, есть немало способов перемещаться куда пожелаешь. Воздух все еще звенит от ее присутствия. – Она указала сучковатой тростью на картину. – Обратите внимание на родинку на левой щеке, около рта.

Конан Дойл прищурился. Даже с его острым зрением едва ли можно было разглядеть такие мелочи.

– Э-э, да, как будто что-то виднеется.

– Все женщины семейства Тракстон отмечены родинкой в форме полумесяца – древнего тайного знака.

Конан Дойл откашлялся и как бы между прочим спросил:

– Вы и впрямь думаете, что леди Мэрайя практиковала черную магию?

Мадам Жожеску медленно повернулась, морщась от боли:

– Видите круглое зеркальце у нее в руках?

Конан Дойл снова скользнул глазами по картине.

– Да.

– Это зеркало не для прихорашивания, оно ворожейное. Знаете для чего, доктор Дойл?

– Что-то вроде гадания на кофейной гуще?

– Провидцы гадают на дыме, кристаллах, мисках с водой и черных зеркалах, как на этом портрете.

– Но зеркало не черное, в нем есть отражение.

– Хорошенько приглядитесь, доктор Дойл. Зеркальце направлено на большое настенное зеркало. Поговаривают, что, умирая, Мэрайя приказала служанке принести ворожейное зеркало и оно поймало ее отражение, когда она призывала проклятие.

– Какое проклятие?

– Чтобы этому дому никогда не знать счастья. И обещала, что однажды она вернется.

Конан Дойл вытянул шею, стараясь рассмотреть, что же изображено на обоих зеркалах.