Онлайн книга «Детство Темы»
|
Корнев прокашливается и начинает с более высокой ноты. – Иванов, продолжайте… Сосед Тёмы, Иванов, встает, смотрит своими косыми глазами на учителя и продолжает. – Неверно! Вахнов, поправить! Вахнов встрепанно вскакивает и молчит. – Карташёв! Тёма вскакивает и поправляет. – Ну? дальше! – Я не знаю, – угрюмо отвечает Иванов. – Вахнов! – Я вчера болен был. – Болен, – кивает головой учитель. – Карташёв! Тёма встает и вздыхает: недаром он хотел повторить перед уроком – все выскочило из головы. – Ну не знаете – говорите прямо! – Я вчера учил. – Ну, так говорите же! Тёма сдвигает брови и усиленно смотрит вперед. – Садитесь! Учитель в упор осматривает Вахнова, Карташёва и Иванова. Вахнов самодовольно водит глазами из стороны в сторону. Иванов, сдвинув брови, угрюмо смотрит в скамью. Затянутый, бледный Тёма огорченно, пытливо всматривается своими испуганными голубыми глазами в учителя и говорит: – Я вчера знал. Я испугался… Учитель пренебрежительно фыркает и отворачивается. – Яковлев, фразы! Встает первый ученик Яковлев и уверенно и спокойно говорит: – Asinus excitatur baculo. – Швандер! Переводите. Встает ненормально толстый, упитанный, чистенький мальчик. Он корчит болезненные рожи и облизывается. – Пошел облизываться! Да что вы меня есть собираетесь, что ли?! Ученики смеются. Швандер судорожно нажимает большой палец на скамью, делает усилие и говорит: – Осёл… – Ну? – Погоняется… Швандер делает еще одну болезненную гримасу и кончает: – Палкою. – Слава Богу, родил. Вторая половина урока посвящается письменному ответу. Учитель ходит и внимательно следит, чтобы не списывали. Глаза его встречаются с глазами Данилова, в которых вдруг что-то подметил проницательный учитель. – Данилов, дайте вашу книжку. – У меня нет книжки, – говорит, краснея, Данилов и неловко поднимается с места, зажимая в то же время коленями латинскую грамматику. Учитель заглядывает и собственноручно вытаскивает злополучную книгу. Данилов сконфуженно смотрит в скамью. – Тихоня, тихоня, а мошенничать уже научился. Стыдно! Станьте без места! Симпатичная сутуловатая фигура Данилова как-то решительно идет к учительскому месту и становится лицом к классу. Его сконфуженные красивые глаза смотрят добродушно и открыто прямо в глаза учителю. Раздается давно ожидаемый, отрадный для ученического слуха звонок. – К следующему классу… Учитель задает по грамматике, потом фразы с латинского на русский, затем сам диктует с русского на латинский и, отняв еще пять минут из рекреационных, наконец уходит. Больше всего огорчают учеников эти лишние пять минут. После урока Хлопова как-то мало оживления. Большинство сидит в любимой позе – с коленками, упертыми в скамью, и устало, бесцельно, смотрит. На учительском возвышении неожиданно появляется старый, толстый учитель русского языка. – «У попугая на шесте было весело!» – монотонно, нараспев тянет он и чешет свою лысину о приставленную к ней линейку. Тёме с Вахновым тоже весело, и никакого дела им нет ни до попугая, ни до учителя, ни до его системы, в силу которой учитель считал необходимым прежде всего ознакомить детей с синтаксисом. – Герберг, где подлежащее? – «На шесте», – вскакивает Герберг и впивается своей птичьей физиономией в учителя. – Дурак, – тем же тоном говорит учитель, – ты сам на шесте… Карташёв!.. Тёма, только что получивший в самый нос щелчок, встрепанно вскакивает и в то же мгновение совсем исчезает, потому что Вахнов ловким движением своей ноги стаскивает его на пол. – Карташёв, ты куда девался? – кричит учитель. Тёма, красный, появляется и объясняет, что он провалился. – Как ты мог провалиться, когда под тобою твердый пол? – Я поскользнулся… – Как ты мог поскользнуться, когда ты стоял? Вместо ответа Тёма опять едет под скамью. Он снова появляется и с ожесточенным отчаянием смотрит украдкой на Вахнова. Вахнов, положив локоть на скамью, прижимает ладонью рот, чтобы не прыснуть, и не смотрит на Тёму. Тёма срывает сердце незаметным пинком Вахнову в плечо, но учитель увидел это и обиделся. – Карташёву единицу за поведение. Лысая, как колено, голова учителя наклоняется и ищет фамилию Карташёва. Тёма, пока учитель не видит, еще раз срывает свой гнев и теребит Вахнова за волосы. – Карташёв, где подлежащее? Тёма мгновенно бросает Вахнова и ищет глазами подлежащее. Яковлев, отвалившись вполуоборот с передней скамьи, смотрит на Тёму. «Подскажи!» – молят глаза Тёмы. – «У попугая», – шепчет Яковлев, и ноздри его раздуваются от предстоящего наслаждения. – «У попугая», – подхватывает радостно Тёма. Общий хохот. – Дурак, ты сам попугай… С этих пор Карташёв не Карташёв, а попугай. Герберг не Герберг, а шест. Попугай на шесте, – Карташёв на Герберге. Класс хохочет. Яковлев стонет от восторга. Толстая, громадная фигура учителя начинает слегка колыхаться. Добродушные маленькие серые глаза прищуриваются, и некоторое время старческое «хе-хе-хе» несется по классу. Но вдруг лицо учителя опять делается серьезным, класс стихает, и тот же монотонный голос нараспев продолжает: – В классе! – где подлежащее? Гробовое молчание. – Дурачье, – добродушно, нараспев говорит учитель. – Все попугаи и шесты. Сидят попугаи на шестах. Между тем Тёма не спускает глаз с Яковлева. – Разве он смеет подсказывать глупости? – не то советуется, не то протестует Тёма, обращаясь к Вахнову. Как только раздается звонок, он бросается к Яковлеву: – Ты смеешь глупости подсказывать?! – А тебе вольно повторять, – пренебрежительно фыркает Яковлев. – Так вот же тебе! – говорит Тёма и со всего размаха бьет его кулаком по лицу. – Теперь подсказывай! Яковлев первое мгновение растерянно смотрит и затем порывисто, не удостаивая никого взглядом, быстро уходит из класса. Немного погодя появляется в дверях бритое широкое лицо инспектора, а за ним весь в слезах Яковлев. |