Онлайн книга «Танцы на снегу»
– А почему? Я заколебался. Вроде бы мы идем по улице и никто нас не слышит… Нет. Ерунда это все. Ничего нельзя знать наверняка. Если уж захотят подслушать – то будут считывать слова с губ через низколетящий спутник, или приклеят незаметно крошечный микрофон-пылинку, или обычным направленным микрофоном из проезжающей мимо машины подслушают… – Ты знаешь, Лион, мне тут скучно. Ну что я, буду как дурак работать в лаборатории, потом институт оканчивать? А на Новом Кувейте можно помочь фагам. Вдруг я смогу их убедить, что из меня получится фаг? Лион подозрительно смотрел на меня. Потом зачем-то спросил: – Хочешь быть фагом? – Конечно! Он задумался. На самую секунду – будто в нем снова проснулся взрослый мужик, успевший повоевать, жениться и умереть. А потом вздохнул и тоскливо сказал: – Да не возьмут тебя… фаги все генетически приспособленные. Обычный человек не может быть фагом. – Ерунда все это, – убежденно сказал я. – Ну и что, что не приспособлен? Спорим, я радиацию буду держать лучше, чем фаг? И еще кое-что… А ведь им может пригодиться такой специальный агент, который станет работать на радиоактивных планетах. Лион подумал и согласился, что да, действительно, такой агент даже фагам будет полезен. И что специальный агент для работы в условиях низкой гравитации и замкнутых пространств тоже может пригодиться. – Только нам надо будет сделать что-то действительно важное, – сказал он. – Не просто смотреть по сторонам, а еще… – Он заколебался, но все-таки добавил: – Узнать, например, как раскодировать людей. Так мы и шли к дому Роси, мечтая о всякой ерунде. Кварталы многоквартирных домов кончились, пошли коттеджи. Все обеспеченные граждане на Авалоне жили в коттеджах. – Я туда не пойду, – буркнул Лион, когда мы подошли к живой изгороди, окружавшей маленький сад. Все деревья тут были вечнозеленые и даже сейчас, припорошенные снегом, смотрелись здорово и празднично. – Хорошо, я быстро. Калитка была не заперта, я вошел и двинулся по смерзшемуся песку дорожки к дому. Рядом тянулся обсаженный кустами бетонированный выезд из гаража. Один куст был слегка помят и совсем без снега – задели машиной. Я и сам не знал, зачем хочу увидеть Роси и что собираюсь ему сказать. Но ничего не говорить было совсем неправильно. Потому что любые ошибки надо прощать. Может быть, нельзя прощать, лишь если случается непоправимое. Если бы я утонул… или Лион, бросившийся меня спасать. Я должен прощать. Ведь фаги простили мою ошибку. Я вышел к дому – и остановился. Потому что увидел Роси и его отца. Они счищали снег перед домом большими ярко-оранжевыми лопатами. Ну, перед этим счищали, а сейчас дурачились, кидая снег друг в друга. Роси, пыхтя, махал лопатой, как экскаватор ковшом, засыпая отца снежной пылью. Вильям, точно так же покряхтывая и негромко хохоча, уворачивался, временами кидая снегом в Роси. Когда Роси совсем уж разошелся и даже перестал смотреть, куда бросает снег, Вильям зашел к нему сбоку, подхватил под мышки и опустил головой в сугроб. Роси, хохоча, выбрался наружу, закричал: – Нечестно! Я тихонько отступил на шаг. – Один – ноль, – бодро произнес Вильям. Оказывается, он не только выпивоха, болтающийся день и ночь по всяким спектаклям и литературным салонам. Оказывается, он хороший. Роси с воплем бросился на отца, повалил в снег – мне показалось, что Вильям специально поддался, и стал нагребать на него снег, спрашивая: – Сдаешься? А, сдаешься? Я отступил еще дальше. А чего я хотел? Чтобы Роси сидел запершись в комнате и переживал, какой он плохой? Или чтобы родители перестали с ним разговаривать, оставили без сладкого и не пускали гулять? Неужели я этого хотел? Прийти и сказать: «Все нормально, я вовсе не обижаюсь, всякое бывает…» Нет. Или все-таки именно этого? – Сдаюсь, – объявил Вильям. Приподнял голову – и замер, увидев меня. Я застыл. Теперь уходить было глупо. Через мгновение Вильям отвел глаза и как ни в чем не бывало сказал Роси: – Кстати, ты обещал помочь маме. – Ну… – Роси поднялся, потирая покрасневшие ладони. – Мы еще не убрали все… – Роси. – Вильям встал, отряхнул сына от снега. – Ты обещал, это первое. И уже замерз… это второе. Я сам уберу остальное. Больше Роси не спорил. С неохотой пошел к дому – так и не оглянувшись и не заметив меня. Я стоял и ждал. Вильям подошел ко мне: – Доброе утро, Тиккирей. – Добрый день, Вильям, – ответил я. Вильям кивнул, задумчиво потирая щеку: – Да… разумеется – день… Я пока отослал Роси. Ты не против? Я пожал плечами. – Пойдем. – Он опустил мне на плечо тяжелую крепкую руку. Мы дошли до маленькой беседки в саду. Сели. Скамейки в беседке были теплыми, сидеть было приятно. – Очень неприятно… очень неприятно все вышло… – Вильям покачал головой. Задумчиво извлек из кармана портсигар, достал тонкую сигариллу, раскурил. – Знаешь, Тиккирей, я был уверен, что уделяю достаточное время воспитанию детей… – Вы не переживайте, – сказал я. – Роси испугался. Но это же бывает. Это и вправду страшно – когда ломается лед. Вильям покачал головой: – Нет, Тиккирей, не утешай меня. Это всецело мой недосмотр. Я слишком увлекся работой, богемным существованием, социальной безответственностью… собственно говоря – это общая беда нашей планеты, Тиккирей. Слишком уж благополучно мы живем! Он воодушевлялся с каждым словом, будто статью писал, и она хорошо получалась. – Дело даже не в том, что Роси и Рози плохо воспитаны, Тиккирей. Да, я частично переложил их воспитание на школу, счел, что литература, театр, ти-ви привьют им правильную жизненную позицию. Но я упустил главное. Им не хватает эмоционального тепла, чувства любви и защищенности. Отсюда – это постыдное проявление трусости. Душевная черствость… Вильям досадливо взмахнул рукой, столбик плотного серого пепла упал на припорошенный снегом пол беседки. – Да ничего не случилось, – неловко сказал я. – Ну ошибся Роська… все он уже понял. – Спасибо, – крепко, по-взрослому пожимая мне руку, сказал Вильям. – Ты очень ответственный и добрый молодой человек. Я долго думал над произошедшим, всю ночь. И Роси очень переживал… вот буквально несколько минут назад оттаял, развеселился… |