Онлайн книга «Россия, кровью умытая»
|
Павел прихлестнул лошадь к коновязи. – Капустин с отрядом и дружиною, думаю, засел в кирпичных заводах. Может быть, сегодня же он захватит город обратно, хотя вряд ли… Много у тебя осталось хлеба? – Тысяч под семьдесят пудиков, считай, два полных состава… Вагонов у меня хватит, а паровозов – ни одного… Побежали к начальнику станции. Тот любезно встретил их в своем убогом, уклеенном обязательными постановлениями, кабинетике. – Прошу садиться. – Нам сидеть некогда, – сказал Павел и выдернул из кобуры наган. – Нужны два паровоза. – Звоню, вызываю, не отвечают… С удовольствием бы, верьте слову… – Хоть из-под земли вырой, а выкати нам пару паровозов, иначе ты из этого кабинета не выйдешь. Начальник сразу вспотел и сдвинул на затылок красную с кантом фуражку: – Сейчас отправляю последний маршрут с эвакимуществом… Ни на станции, ни в депо не остается ни одного паровоза, даю честное, благородное… – Какое там, к черту, эвакимущество? Задержать! Нам хлеб важнее! – Не могу-с… Я человек подчиненный. – От имени ревкома приказываю немедленно перебросить паровоз под хлебный состав. – Не могу-с. Оборвав разговор, вдвоем выбежали на перрон. На подъездном пути был выстроен состав, готовый к отправке: вереница открытых платформ завалена мотками колючей проволоки, строевым лесом и тюками прессованного сена, а теплушки под самые крыши были забиты мягкой мебелью, театральными декорациями, зеркалами и какими-то плюшевыми людями. Пока Климов объяснялся с машинистом, Павел, от неумения в кровь сбивая руки, развертывал сцепку. Паровоз был переброшен на третий путь к хлебным вагонам. – Ты, Климов, езжай, проводи. – А зачем? Машинист – мужик свой. – Все-таки… Мало ли чего… – А ты? – Догоню. Езжай. – Мне все равно, – сопя сказал Климов и полез в паровозную будку. Хлебный маршрут как бы нехотя двинулся, тяжело раскачиваясь и лязгая буферами. У товарного лабаза на разостланные брезенты бунтом были накиданы мешки. Редкой цепочкой бегало с десяток мельничных крюшников и несколько деповских мастеровых. Под ногами хрустело разбрыленное зерно, а в стороне в козла были составлены винтовки работающих. – Остатки дошибаете? – подошел Павел. – Надолго хватит? – Тут делов до ночи не переделать, – на ходу отозвался котельщик Сальников, – ты, Гребенщиков, кого-нибудь на подмогу нам подкинул бы… Одним нам не управиться… Наутро загорелось, с утра бегаем без отверту. А тут, не ровен час, и чапаны налетят. – Поищу вам подмогу. – Павел побежал по порядку теплушек с эвакимуществом и принялся колотить в наглухо захлопнутые двери рукояткой нагана: – Вылеза-а-ай на погрузку зерна… Перестреляю, курвы! Из теплушек, бормоча какие-то объяснения, выпрыгивали плюшевые люди и шли к лабазу. – Нельзя же так, товарищ Павел, – подскочил возглавляющий эвакуационную комиссию Ефим, – у меня есть и больные, и старики, и жены ответственных… – Ну? – Мне-то, по крайней мере, что делать? – Таскай мешки. – Странно… – Ссутулившись, Ефим зашагал к лабазу. Работа пошла веселее. Мешками с зерном набивали вагон за вагоном. На руках вагоны откатывали на второй путь, где сцепщики вязали их цепями. На крыше вокзала – наблюдательный пункт, туда с большой охотой полез подвернувшийся на глаза Сафронов. Плачущая жена не отставала от него ни на шаг и под многий смех, придерживая раздувавшиеся на ветру юбки, по зыблющейся железной лестнице ударилась за ним. В сторону города, на разведку, были посланы двое. Неожиданно за семафором укнул паровоз. Забегали, закричали, и не успела еще разгореться паника, как к перрону подкатил смешанный поезд, набитый отпускными солдатами, мешочниками и дезертирами с Восточного фронта… Выскакивали из вагонов и, размахивая котелками, мчались за кипятком, в собиравшихся тут и там кучах с азартом рассказывали о нападениях на поезд, о перестрелках с кем-то и о последних ценах на муку и масло. Прибывший паровоз оторвался от своего состава и набирал воду на втором пути. – Заберем, – негромко сказал Павел котельщику Сальникову, указывая на паровоз, – немного попятить, пристегнуть к своим вагонам и – аминь. – А эти… пассажиры? – Хрен с ними… Которые убегут, которые на крыши посадятся… Пойдем-ка разнюхаем. – Попытать можно… Эй, работнички чертовы! – крикнул он крюшникам. – Шабаш! Забирай винтовки, шагай за нами. Вдесятером они подошли к паровозу… Тендер был полон, вода хлестала через край. Сальников запер воду и отвернул железный хобот, а Павел, заглянув в паровозную будку, ахнул: – Убежал, пес! – Кто? – Машинист сбежал. Еще двое влезли в паровозную будку. – Вот так клюква! – Чего-нибудь надо выдумывать… – Выдумывай не выдумывай – на себе не повезешь. – Понимающего человека найти бы… – Где его, неположенного, найдешь? – Дело труба. – Ну-ка, погляжу, – протискался вперед Сальников, трогая медные рычажки, – молодой был, в помощниках ведь с год ездил, да перезабыл все, шут ее дери… – А может быть, в поселке машиниста поискать? – предложил весовщик Паранин. – Времени нет. – Я живо смотаюсь. Он убежал. В паровозной будке стало тихо. Каждому слышен был лишь стук собственного сердца, сопенье огня в топке да неясный гул голосов, долетавших со станции. Сальников понимал: двинь он машину, будет спасена своя жизнь и сорок вагонов хлеба. К этому сознанию примешивалось и чувство профессиональной гордости старого мастера. Все следили за его нерешительно ходившими руками. Павла разжигало молодое нетерпение, хотелось оттолкнуть котельщика и самому наугад начать отвертывать головы всем рычагам и кранам, авось… Остальным просто хотелось уехать, усиливающаяся со стороны города стрельба не сулила ничего путного. Шш… Шш… Шш… Ш… Паровоз дрогнул и поплыл назад… Толчок… Далеким перекликом звякнули буфера хлебного состава. – Действуй! – крикнул Павел, выпрыгивая вон. – А я побегу проверю, не разорван ли где состав? |