Онлайн книга «Россия, кровью умытая»
|
Посмеявшись над бородачом, променяли ему его же затвор за осьмушку махорки. На расправу базарного суда приволокли мальчишку, укравшего подсумок с песенником и рваной гимнастеркой. За утро на базаре убили уже двоих: картежника, игравшего на наколку, и какого-то прапорщика. На оглушенного страхом мальчишку рука не поднималась. Покричали-покричали и решили: – Петь и плясать ему среди базара до темной ночи. А один весельчак добавил: – Ночью иди опять воруй, только не попадайся. Блеснули теплые глаза мальчишечьи, закипели зубы в крике: В арсенальном большом замке Два солдатика сидят… Оба молоды, красивы, Про свободу говорят… Откуда-то опять пронесли и провели под руки раненых. Голодный и разбитый в мыслях Максим сорвал с урны сургучную печать и на все солдатские голоса выменял у бабы коврижку ржаного хлеба. Присев в сторонке, он разломил хлеб – одну краюху сунул в карман, другую принялся есть над горсточкой, не теряя ни крошки. Погром на базаре начался с пустяков. – Почем селедка? – Четвертак. – Заверни парочку для аппетиту. – Изволь. Завернутые в листок солдатского голоса селедки нырнули в шинельный рукав. – Служивый, а деньги? – Деньги?.. Да ты, тетка, ошалела?.. Уплочены деньги, али другие хочешь согнуть? Торговка солдата за жабры: – Подавай денежки, разбойник! – Это я-то разбойник? – обиделся солдат. Развернулся цоп бабу по уху. Покатилась баба в грязь и завизжала на всю губернию, а из-за пазухи у нее на грех и вывались два каравая хлеба. Скрипнул зуб, рявкнула глотка солдатская: – Ах ты, нация-спекуляция… Эдак народ мучится, а у нее за пазухой целый кооператив. Хлеб разорвали и поглотали в мгновение ока. Под ударами прикладов загремела первая разбиваемая лавка, а потом – пошло. Штык к любому замку подходил. Все базарные лавки в два счета были развалены и товары раскуплены – колбаса, конфеты, табачок, фрукты, – помалу досталось, а кровушки за три года пролили эва сколько, горького хлебнули досыта: конфеткой тут не заешь… Помитинговали-помитинговали и шайками потекли в город. – Должон быть хлеб. – Должон… Деться-то ему некуда, не вихрем подняло в самом деле? – Это они умно придумали, поморить солдат голодом… – Хлеба много, тут на вокзале один старичок сказывал… Весь хлеб, слышь, большевики немцам запродали… Хлебом все подвалы забиты. – Врут, не спрячут, солдат найдет. – Ох, ребята, бей да оглядывайся… В городе голодные разгромили несколько пекарен, тем все и окончилось. В вокзале митинг. С речами выступали и сторонники разных партий, и так просто, любители. Кто хотел слушать, тот слушал. А кто пришел под крышу погреться или выспаться – они сидели и лежали на мешках и мирно беседовали. Меж ними шнырял мальчишка и, как фокусник мячами, играл словами: – Эх, вот махорка, корешки, прочищает кишки, вострит зрение, дает душе ободрение, разгоняет в костях ломоту, потягивает на люботу, кровь разбивает, на любовь позывает, давай налетай – двугривенный чашка… По буфетной стойке бегал, потряхивая длинными волосами и размахивая руками, оратор: – Товарищи и граждане! Десять тысяч солдат Турецкого фронта избрали меня на почетный пост члена армейского комитета… Товарищи и граждане! Преступный и позорный Брестский мир толкает свободную родину в пучину гибели. Россия – это пароход, потерпевший в море крушение. Мы должны спасти гибнущую страну и самих себя. Довольно розни и вражды. Большевики хотят стравить вас с такими же русскими, как и вы сами. Позор и еще раз позор! Народу нужна не война, а образование и разумные социальные реформы. Товарищи и граждане… Солдаты торопливо, ровно на подряд, грызли семечки, угрюмыми волчьими глазами щупали жигилястую фигуру оратора, посматривали на его затянутые в чистенькие обмотки дрыгающие ноги и по множеству лишь им и ведомых мелких признаков решали: стерва, приспешник буржуазии. Потеряв терпение, на буфет вспрыгнул небольшой, но крепкий, как копыл, солдат. Он решительно отодвинул жигилястого в сторону и взмахнул рукавами. – Братаны… – Распахнулась надетая на голое тело шинель, на расчесанной груди чернел медный крест. – Братаны, расчухали, куда он гнет и чего воображает?.. Не глядите, что член какого-то комитета: мягко стелет, да жестко будет спать. Он есть гнилой фрукт в овечьей шкуре… Расписывал – заслужили, мол, вы славу, доблесть… Скрестились крики, подобны молниям: – Заслужила собака удавку… Вшей полон гашник. – Он, поди, из офицеров?.. Харя-то больно чиста да строга. – То же и Керенский бо́тал… – Гражданин, – вскинулся жигилястый, – вы не имеете права… Керенский – сын русской революции. – Сукин сын! – озлобленно и гулко, как из бочки, выкрикнул новый оратор. Грянул хохот… Рукоплесканиями, криками одобрения слушатели приветствовали острослова: в широких вокзальных окнах с дрогу звенели и дребезжали еще не выбитые стекла. Солдат поддергивал спадающие стеганые штаны – за горбом звякал котелок с кружкой – и говорил… Говорил он громко, раздельно, чтоб всем и слышно и понятно было: – Братаны… Я фронтовик тридцать девятой пехотной дивизии Дербентского полка. Дивизия наша по всему Ставрополью и кое-где по Кубани ставит на ноги молодую советскую власть… Полк наш расквартирован тут недалече, на хуторе Романовском… Я приехал сюда для связи… Под Ростовом действительно фронт стоит, под Екатеринодаром фронт стоит, домой нам проходу нет… Братаны, чего вам тута сидеть и кого ждать?.. Кто немощен духом, слаб телом – сдавай винтовку… Остальные, как один, организуйся в роты, батальоны, полки… Затягни за собой всех своих товарищей, зятьев и братьев… Выбирай командира, получай денежное, приварочное и чайное довольствие и – налево кругом марш… Выпускай из буржуя жирную кишку, поддерживай молодую свободу согласно декрета народных комиссаров… Али вы хуже других?.. Али чужими руками хочете жар загребать?.. Али вам свобода не мила? – Мила, мила. – Едем, товарищи… Кому и быть дружным, как не нам, фронтовикам? – Известно… Артелью не пропадем. – А домой-то когда же? – Домо-о-ой?.. Али давно бабу не доил? – Буржуев и в России много. Проканителимся тут, а там без нас всю землю поделят и всю воду отсвятят. |