Онлайн книга «Шекспир мне друг, но истина дороже»
– Юриваныч, мне в приемной сказали, что вы здесь. Акты подпишите, сейчас машина придет, – не глядя на Валерию, произнес Клюкин. – Какие акты! Ольга Михайловна, ты мне скажи только, как ключи могли к тебе попасть?! – Отстаньте от нее, – повысил голос Роман. – Вы же знаете, что она ни при чем! – Ни при чем, а ключи в чашке, – вздохнула Алина. – А что? – заинтересовался и обрадовался Клюкин. – Ключи от сейфа нашлись? Он сунул свои бумаги на полку, подошел и тоже стал смотреть. Федя Величковский выбрался из буфета и собрался что-то сказать, но Озеров похлопал его по спине, и тот послушно закрыл рот. – Юрий Иванович, забирайте связку, – распорядился он. – Ольга Михайловна, разливайте чай. Мы продолжаем работу. – О чем вы говорите, – Валерия покачала головой, сожалея о том, что столичный режиссер так туп, – какая теперь работа… – Юрий Иванович без нас решит, что делать. У нас свои задачи, послезавтра запись. Директор проворно спрятал связку в карман, как будто она могла прожечь в столе дыру. – Ольга Михайловна, пойдемте со мной. Ляля, ни на кого не глядя, подхватила свою сумку – как арестант, которого ведут в тюрьму, – и вышла следом за директором. За ними, забрав свои акты, вышел Клюкин. Дверь тихо притворилась. – Итак, – Максим Озеров отлистал свой экземпляр распечатки на нужное место. – Дамы, может быть, кто-нибудь все-таки нальет нам чаю? Сцена шестидесятая, дьякон и фон Корен на набережной, затем доктор Самойленко. Ваня Есаулов начинает. – Балаган, – себе под нос сказала Марина Никифорова. – Все равно никто не сможет!.. На нее шикнул пожилой актер с трудной фамилией, игравший доктора Самойленко. Федя Величковский пристроился у самой двери, и когда Максим в очередной раз поднял глаза, его уже не было – исчез, испарился. Озеров дотянул репетицию до пяти часов, пересилив артистов, которые думали только о том, что, оказывается, Ляля Вершинина стянула из директорского сейфа деньги и мало ли каких еще наделала дел!.. Он гнул свое, останавливал их, заставлял читать сначала, поправлял, подолгу молчал, когда заканчивались сцены, потом произносил длинные речи, хвалил, ругал, перечитывал за всех, говорил: «Совсем не туда!» И это означало, что нужно перечитывать заново, что интонация выбрана неправильная, акценты расставлены не так и вообще все наперекосяк, или говорил: «Правильное направление», и из этого следовало, что все неплохо, но нужно повторить еще раз. Или два, или три… К тому моменту, когда он их отпустил, все устали так, что не могли говорить – в прямом смысле слова языки заплетались. Озеров, оставшись в кабинете один, выключил электричество, подошел к окну, за которым сумерки уже почти перетекли в ночь, потер глаза. В кабинете было темно, приятно, и только из коридора на старинный паркет падал желтый свет. Эта желтизна раздражала, казалось, что именно от нее болит голова и сохнет во рту. Максим взял со стола чайник и попил из носика. …Что за странные и необъяснимые события здесь происходят?! – Что скажете, Максим Викторович?.. – Заходи, Федя. Сзади произошло какое-то движение, и раздражающая желтизна слилась в узкий ручеек, а потом совсем исчезла. Очевидно, Величковский закрыл за собой дверь. – Ляля в кабинете Юриваныча, – сообщил Федя. – Она его уговаривает, что нужно поехать в ментовку и сдать ключи. Как ценный вещдок. Он ни в какую. Он говорит, что не хочет втягивать ее в историю. – То есть она настаивает на огласке и обращении в полицию, а он ее покрывает. – Какая огласка, господин режиссер?! Весь театр уже в курсе. К вечеру в курсе будет весь город! Там еще чай есть? Озеров пожал плечами. Федя подошел и тоже побулькал немного из носика. – Моя мамаша всегда нам с папашей выговоры делает, когда мы так из чайника лакаем, – выпалил он и утер губы. – Холодный, а жжется что-то. – Там имбирь. – Слушайте, неужели вы верите, что эта малахольная Ольга Михайловна сперла из директорского сейфа деньги?! – Я не знаю, кто спер деньги, но вчера в этом буфете никакой связки не было. И это я знаю точно. Федя помолчал, потом выдохнул страстно: – Откуда?! – Я вчера заглядывал в буфет. Створка открылась, я присел и заглянул, а потом ее закрыл. Там в ряд стояли четыре чашки, а сзади блюдца. Чашки были абсолютно пустые. Это точно. – То есть… – Подожди, не перебивай. Мы вместе отсюда вышли, она на моих глазах заперла дверь. Утром мы пришли к директору и застали у него Лялю. Если ты помнишь, еще решали, где будем читать – в репетиционном зале или здесь. Пришли сюда, она при нас отпирала дверь. Какой вывод из этого мы делаем? – Какой? – Связку подложили или вчера поздно вечером, или сегодня утром. – Кто подложил? – Федь, ну что ты как маленький? Откуда я знаю? – Это явная подстава, – заключил Федя Величковский, и Максим кивнул. Помолчали. – Выходит, прав Юриваныч, что не хочет везти ключи ментам. Кто там станет доискиваться, как связка попала в буфет!.. Они сделают линейный вывод – раз ключи нашлись у Вершининой, значит, она их утащила у Верховенцева. – Выходит, – подхватил Федя, – Юриваныч знает, что никаких ключей Ляля не таскала. Откуда он знает? – Возможно, он ей верит. – Или знает, кто утащил, и уверен, что это не она. – Или так, – согласился Озеров. – Между прочим, у Екклезиаста сказано, – начал Величковский: – «Кто любит серебро, тот не насытится серебром». Это я к тому, что мало того, что серебро украдено, еще и человек убит. Тот, кто подставляет Лялю, хочет свалить на нее убийство тоже? – Убить мог один человек, а украсть совершенно другой. – А третий разгромил костюмерную?.. Что-то их до фига получается, Максим Викторович! – Надо поговорить с Лялей, вот что, – решил Максим. – Пошли, Федя. Или нет, ты лучше сиди здесь и сторожи, а то ей еще чего-нибудь подбросят. – Пузырь с ядом? – предположил Федя безмятежно. – А я ее найду. – Не хочу я сторожить! – Придется. Сторожить не пришлось. Дверь распахнулась, вспыхнул свет, Максим зажмурился, и Ляля Вершинина протянула убитым голосом: – А, это вы… – Это мы, – жизнерадостно отозвался Федя. – Ольга Михайловна, хотите холодного чаю? – Мне домой нужно, – не обращая внимания на него, сказала Ляля. – Мы сейчас уйдем. Мы просто вас ждали. |