
Онлайн книга «Город и столп»
— Ты давно в моряках? — Нет, мэм, — не останавливаясь, сказал Джим. — Я так и подумала. И ты еще совсем молоденький, правда? — Мне двадцать один, — солгал он. — Значит, я обманулась. Я считала, что тебе меньше. Хоть бы она замолчала, подумал он. Но она продолжала: — А ты откуда? — Из Вирджинии. — Правда? А у меня есть родственники в Вашингтоне, округ Колумбия. Ты ведь знаешь, где это, а? Он испытывал смешанные чувства — интерес и раздражение. Она, видимо, принимает его за простачка. Ну и пусть, он будет ей подыгрывать. Рассеянно кивая, он открыл дверь каюты и стал выметать мусор на палубу. — Где ты так научился убирать? Она в своих домогательствах была чрезвычайно изобретательной. — Это пришло как-то само собой, — проговорил он, почти не размыкая губ. — Совершенный идиот мышей не ловит. — Правда? — она и не подозревала, что он валяет дурака. — Уверена, что дома ты этого никогда не делал, а? — Да, конечно, — подтвердил он и начал застилать постель, для начала стряхнув с нее сигаретный пепел. Она продолжала болтать: — Мои друзья из Вашингтона говорят, что в Вирджинии очень красиво. Я ездила туда, в горы, посмотреть Голубые хребты. Ты знаешь, где это, а? На этот раз он сказал «Нет» и напустил на себя недоуменный вид. Она стала делиться впечатлениями: — Я прошла под этими горами по всем подземным пещерам. Там такие каменные штуки — одни снизу, а другие — сверху. А твоя мать жива? Твоя семья в Вирджинии? Он ответил ей, как оно было на самом деле. — Господи! Твоя мать, наверное, такая же старая, как я, — сказала толстуха, делая первый пробный шаг. — Наверное, — равнодушно сказал Джим, выигрывая этот раунд по очкам. — А-а, — она замолчала. Он работал быстро — нужно было убрать и другие каюты. — Я в первый раз была на Аляске, — наконец сказала она. — У меня родственники в Анкоридже. Ты ведь бывал в Анкоридже, а? Джим кивнул. — И не поверишь, что это Аляска, правда? Я всегда думала, что Аляска — это что-то вроде Северного полюса, один лед да снег. Но Анкоридж похож на любой другой городок — такие же деревья, и салоны красоты, как и всюду в Штатах. А когда речь заходит о Штатах, они говорят «на Большой Земле». Забавно, правда? Ха, «Большая Земля»! В общем, мне понравилось у родственников, и все такое. А ты, хоть и молод, а уже, видать, много где побывал, да? И повидал немало интересного? — Не так уж и много, — Джим закончил стелить ее койку и собрался уходить. Видя, что он вот-вот уйдет, она быстро сказала: — Да, ты ведь обещал закрепить эту штуковину на иллюминаторе. А то она все время дребезжит и не дает мне уснуть. Джим осмотрел крышку иллюминатора — один из крепежных винтов ослаб. Он завинтил его ногтем большого пальца и сказал: — Ну вот, эта штука больше не будет вас беспокоить. Она встала, плотно запахнула халат и подошла к иллюминатору: — Молодец! А я всю ночь пыталась ее закрепить, но так и не смогла. Он направился к двери. Она снова заговорила — быстро, словно рассчитывая таким образом задержать его: — У моего мужа тоже это неплохо получалось. Он уже умер, конечно. Умер еще в тридцатом году, но у меня остался сын. Но он младше тебя. Только-только поступил в колледж… У Джима было такое ощущение, будто его пытаются столкнуть вниз с обрыва. У нее сын его возраста, а она пытается его соблазнить. Тоска по дому вдруг охватила его. Ему захотелось убежать, скрыться, исчезнуть. Она еще что-то говорила, но он резко распахнул дверь и вышел на мокрую блестящую палубу. Но в тот день ему так и не удалось побыть одному. Для пассажиров была устроена вечеринка, и новеньким пришлось изрядно потрудиться. Зал ресторана был украшен имитацией листьев остролиста и ветками сосны, которыми стюард предусмотрительно запасся в Анкоридже. Последний пассажир покинул прокуренный зал лишь в два часа ночи, и тогда раскрасневшийся и потный стюард поздравил свою команду, пожелал всем счастливого Рождества и сказал, что теперь они могут устроить собственную вечеринку. Несмотря на усталость, они умудрились немало выпить. Джим пил пиво, а Коллинз — бурбон из бутылки, подаренной ему молодой хорошенькой пассажиркой. Затем несколько человек принялись петь. Громко, чтобы показать, как им весело. Поскольку Джим потихоньку накачивался пивом, он вдруг испытал прилив любви к товарищам. Он был готов всю жизнь ходить с ними между Сиэтлом и Анкориджем, пока корабль не затонет или он сам не умрет. При мысли об этом морском братстве на глаза у него навернулись слезы. Коллинз был пьян. — Эй! На палубе! — воскликнул он. — А ну кончай грустить! Джим обиделся. — И ничего я не грущу, — сказал он. — Я в полном порядке. Но потом ему и в самом деле взгрустнулось. — Год назад, в Рождество, когда я был дома, я никак не думал, что ровно через год буду справлять это Рождество где-то посреди моря. Уж больно мудрено у него получилось, но он должен был высказаться. — Ну и что? — весело откликнулся Коллинз. — Когда я жил в Орегоне, я тоже никогда не думал, что буду ходить в море. Мой старик торговал лесом в окрестностях Юджина. Он хотел, чтобы я пошел по его дорожке, но мне хотелось мир посмотреть, вот я и уехал. Но может, когда-нибудь я и вернусь. Обзаведусь хозяйством, семьей, — он замолк. Эти слова навевали на него тоску. Затем он встал, и они вместе вышли на палубу. Ночь была холодной и ясной. Тучи рассеялись, и вдали, за колышущимися черными водами, были видны горные пики Аляски, высвеченные светом звезд. Джим тоже был навеселе. Он полной грудью вдохнул холодный воздух. — Отличная ночка, — сказал он, но Коллинз был занят одним: пытался сохранять равновесие. Они направились в свою каюту. Каюта, освещенная несколькими голыми лампочками, имела форму треугольника и была заставлена двухъярусными койками. В воздухе висел тяжелый запах, неизбежный, когда на слишком маленьком пространстве обитает слишком много людей. Джим спал на верхней койке, Коллинз — под ним. Со стоном «Ах, как я устал!» Коллинз опустился на койку. — Сил нет, — сказал он, сняв ботинки и вытянувшись на койке. — Дождаться не могу, когда доберемся до Сиэтла. Ты ведь там еще не был, да? — Только проходил. — Ну, тогда я покажу тебе все тамошние злачные местечки. Меня там всюду знают. И найдем тебе девчонку, чтоб не какую-нибудь, а высший класс. Ты каких любишь? |