Онлайн книга «Время прощаться»
Но моя любимая история о памяти слонов из Пиланесберга, где я собирала материал для своей докторской. В 90-е годы, для того чтобы контролировать рост популяции слонов в Южной Африке, производили «зачистку»: смотрители парков отстреливали взрослых слонов в стадах, а малышей переселяли туда, где слонов было мало. К сожалению, слонята получили психологические травмы и вели себя уже не так, как в природе. В Пиланесберге группа молодых слонов-переселенцев не знала, как жить в стаде. Им необходима была матриарх, которая бы ими руководила и направляла. Поэтому американский дрессировщик Рандалл Мур привез в Пиланесберг двух взрослых слоних, которых много лет назад отправили в США, после того как они осиротели во время отстрела слонов в Национальном парке Крюгера. Молодые слоны тут же примкнули к Нотч и Фелиции — так мы назвали суррогатных матерей, образовались два стада. Прошло двенадцать лет. И вдруг Фелицию укусил бегемот. Ветеринару необходимо было постоянно промывать и перебинтовывать рану, но он не мог каждый раз применять к Фелиции анестезию. В месяц слона можно усыплять не больше трех раз, в противном случае в организме накопится слишком много М99. Здоровье Фелиции было под угрозой, а если она погибнет, то стадо вновь окажется в опасности. И тогда мы решили использовать память слонов. Рендалл, дрессировщик, который работал с этими слонихами более десяти лет назад и не видел их с тех пор, как слоних выпустили в заповедник, согласился прилететь в Пиланесберг, чтобы помочь нам. Мы следили за двумя стадами, которые на то время слились в одно из-за травмы старшей самки. — Вот они, мои девочки! — обрадовался Рендалл, когда его джип остановился перед стадом. — Овала! — позвал он. — Дурга! Мы звали этих слоних Нотч и Фелиция. Но обе слонихи величественно обернулись на голос Рендалла, и он сделал то, чего в Пиланесберге никто не мог себе позволить с этими возбудимыми, пугливыми животными: выпрыгнул из джипа и направился к ним. Знаете, я двенадцать лет проработала с дикими слонами. Есть стада, к которым можно приблизиться, потому что животные привыкли к ученым и их средствам передвижения и доверяют нам; но даже тогда я бы дважды подумала, прежде чем это сделать. Но это стадо к людям не привыкло, его даже нельзя было назвать постоянной группой животных. На самом деле слоны помоложе тут же попятились от Рендалла, отождествляя его с теми двуногими зверями, которые убили их матерей. Однако две слонихи-матриарха подошли ближе. Дурга-Нотч приблизилась к Рендаллу. Хоботом осторожно обвила его руку. Потом оглянулась на своих нервничающих приемных детей, которые продолжали фыркать и пыхтеть на хребте холма. Опять повернулась к Рендаллу, один раз прогудела и побежала к детям. Рендалл не стал ее останавливать, повернулся ко второй слонихе и негромко сказал: — Овала, на колени. Слониха, которую мы назвали Фелицией, подошла, опустилась на колени и позволила Рендаллу взобраться себе на спину. Несмотря на то что за двенадцать лет у нее не было непосредственного контакта с человеком, она не только признала в нем своего дрессировщика, но и вспомнила все команды, которым он ее обучил. Без всякой анестезии она слушалась Рендалла: встала, подняла ногу, повернулась — выполнила команды, которые позволили ветеринару выскоблить гной из воспаленной раны, промыть ее и ввести антибиотики. Еще долго, после того как рана зажила, а Рендалл вернулся в цирк дрессировать животных, Фелиция водила свою приемную семью по просторам Пиланесберга. Для любого ученого, вообще для любого человека, она оставалась диким животным. Но каким-то образом она помнила, кем была раньше. Дженна У меня о маме осталось еще одно воспоминание, связанное с разговором, который она наспех записала в своем дневнике. Это всего одна написанная от руки страница, обрывки диалога, который она по какой-то причине не хотела забыть. Возможно, поэтому я помню, слишком хорошо его помню; именно поэтому я могу представить все, что она написала, как картинку в кино. Мама лежит на земле, ее голова у папы на коленях. Они разговаривают, а я отрываю головки у диких ромашек. Я не обращаю на них внимания, но часть моего мозга все записывает, поэтому даже сейчас я слышу жужжание москитов и слова, которыми перебрасываются родители. Они то повышают, то понижают голоса, перепалка напоминает игру хвоста воздушного змея. Он: Ты должна признать, Элис, что некоторые животные знают, как найти идеальную пару. Она: Ерунда. Полная и абсолютная чушь. Докажи мне, что в естественной природе, без вмешательства окружающей среды, существует моногамия. Он: Лебеди. Она: Слишком просто. И неправда! Каждый четвертый черный лебедь изменяет своей подруге. Он: Волки. Она: Известны случаи, когда волки спаривались с другими волчицами, если их пара изгонялась из стаи или оказывалась не способна к размножению. Это сложившиеся обстоятельства, не настоящая любовь. Он: Следовало хорошенько подумать, прежде чем влюбляться в ученого, душа моя. Она: Неужели это преступление — иметь биологическое родство? Она садится и прижимает его к земле, теперь он лежит под ней, а ее волосы развеваются у него над лицом. Кажется, что они дерутся, но оба при этом улыбаются. Она: Ты знаешь, что, если грифа поймают на измене своей спутнице, остальные грифы растерзают его? Он: Этим ты хотела меня испугать? Она: Просто рассказываю. Он: Гиббоны. Она: Да брось ты! Всем известно, что гиббоны не умеют хранить верность. Он: Полевые мыши. Она: Только потому, что в мозгу высвобождается адиуретин и оксиконтин. Это не любовь. Это химические реакции. Она медленно улыбается. Она: Знаешь, теперь, когда я об этом задумалась… есть таки особи, которые стопроцентно моногамны. Самцы морского ангела, которые в десять раз меньше своих подруг, преследуют их и кусают, прилипают к самке, пока кожа самца не растворится в коже самки, а ее тело не поглотит его тело. Они вместе навечно. Но если ты самец, претендующий на серьезные отношения, жизнь твоя будет очень коротка. Он: Я прилипну к тебе. Он целует маму. Он: Прямо к губам. Они смеются, смех падает, словно конфетти. Она: Отлично. Если при этом ты раз и навсегда замолчишь. На какое-то время разговор прекращается. Я держу ладонь над землей. Я видела, как Мора поднимала заднюю ногу на несколько сантиметров над землей и медленно качала ею взад-вперед, как будто катала невидимый камешек. Мама говорит, что так она слышит других слонов, что они так разговаривают, даже когда мы этого не слышим. Неужели и мои родители тоже так поступают: беззвучно разговаривают? |