Онлайн книга «И прольется кровь»
– Именем норвежского государства объявляю вас мужем и женой, – произнес он, плюнул чем-то коричневым на распятие, стоявшее рядом с ним, поднял судейский молоток и ударил по черной от огня алтарной решетке. Один раз. Два раза. Три раза. Я вздрогнул и проснулся. Я сидел, прислонившись головой к стене. Черт, эти сны меня измотали. Но стук продолжался. Сердце мое перестало биться, и я уставился на дверь. Винтовка стояла у стены. Я схватил ее, не вставая со стула. Положил приклад на плечо и щекой прижался к нему. Палец на спусковом крючке. Я сделал вдох и понял, что до сих пор сидел, затаив дыхание. Еще два стука. А потом дверь открылась. Небо прояснилось. Наступил вечер. Дверь выходила на запад, и человеку, стоявшему в дверях, солнце светило в спину, поэтому я видел только темный силуэт на фоне пологой равнины, с ореолом из оранжевых солнечных лучей. – Ты меня застрелишь? – Прости, – сказал я, опуская винтовку. – Я думал, это куропатка. Ее смех был низким и спокойным, но лицо все еще находилось в тени, поэтому блестящий свет ее глаз мне пришлось вообразить. Глава 10
Йонни уехал. – Сегодня он сел на автобус в южном направлении, – сказала Лея. Она отправила Кнута за дровами и водой. Она хотела выпить кофе и желала, чтобы я объяснил, зачем к ней заходил южанин и спрашивал, где я. Я пожал плечами: – На свете много южан. Он сказал, что ему надо? – Сказал, что очень хотел бы с тобой поговорить. О делах. – Ага, – сказал я. – Это был Йонни? Он похож на болотную птицу? Лея не ответила. Она сидела за столом напротив меня и пыталась поймать мой взгляд. – Он узнал, что ты живешь в охотничьей хижине, и уговорил кого-то показать ему дорогу. Но тебя здесь не было, и, поскольку кто-то еще рассказал ему, что ты заходил ко мне после похорон, он подумал, что я могу что-нибудь знать. – И что ты сказала? Я позволил ей поймать мой взгляд. Позволил изучить его. У меня было много что скрывать, и в то же время скрывать мне было нечего. Она вздохнула: – Я сказала, что ты снова уехал на юг. – А почему ты так сказала? – Потому что я не дура. Я не знаю и не желаю знать, в какую беду ты попал, но не хочу быть виноватой в том, что навлеку на тебя еще больше бед. – Больше бед? Она покачала головой. Это могло означать, что она неправильно выразилась, что я ее не так понял или что она не хочет об этом говорить. Она выглянула в окошко. Мы слышали, как Кнут энергично рубит дрова. – По словам того мужчины, тебя зовут Юн, а не Ульф. – А ты когда-нибудь верила, что меня зовут Ульф? – Нет. – И все же послала его в неверном направлении. Ты соврала. Что об этом сказано в твоем Писании? Лея кивнула в ту сторону, откуда доносились удары: – Он говорит, что мы должны позаботиться о тебе. В Писании об этом тоже говорится. Какое-то время мы сидели молча. Мои руки лежали на столе, ее – на коленях. – Спасибо, что занялся Кнутом на поминках. – Не за что. Как он справляется? – На самом деле неплохо. – А ты? Она пожала плечами: – Мы, женщины, всегда справляемся. Звук рубки стих. Скоро мальчик вернется. Лея снова посмотрела на меня. Глаза ее обрели такой цвет, какого я никогда не видел. Она сверлила меня взглядом. – Я передумала, Ульф. Я хочу знать, от чего ты бежишь. – Твоя первая мысль по этому поводу была умнее. – Рассказывай. – Зачем? – Затем, что, по-моему, ты хороший человек. А хорошему человеку грехи всегда отпускаются. – А если ты ошибаешься, если я не хороший человек? Тогда я сгорю в твоем аду? Это прозвучало злее, чем мне хотелось. – Я не ошибаюсь, Ульф, потому что я тебя вижу. Я тебя вижу. Я сделал глубокий вдох. Пока еще я не знал, смогут ли слова политься у меня изо рта. Я смотрел в ее глаза, синие, как море под тобой, когда тебе десять лет, и ты стоишь на вершине скалы, и все твое существо хочет прыгнуть, кроме ног, которые не шевелятся. – У меня была работа: требовать долги за наркотики и убивать людей, – услышал я собственный голос. – Я украл деньги у своего работодателя, и теперь он за мной охотится. А еще я втянул во все это Кнута, твоего десятилетнего сына. Я плачу ему за то, что он шпионит для меня. Точнее, даже не так. Он получит плату, только если доложит о чем-то подозрительном. Например, если он увидит людей, которые без раздумий убьют мальчика, коли потребуется. – Я вынул сигарету из пачки. – Ну, как теперь обстоят дела с прощением? Она открыла рот одновременно с тем, как Кнут распахнул дверь. – Вот, – сказал он, опуская дрова на пол перед печью. – Теперь я проголодался. Лея смотрела на меня. – У меня есть рыбные фрикадельки в банках, – сказал я. – Эх, – ответил Кнут, – может, лучше поедим свежей трески? – Боюсь, у меня здесь ее нет. – Здесь нет. А в море есть. Мы поедем и наловим. Можно, мама? – Сейчас середина ночи, – тихо сказала она, по-прежнему не отводя от меня глаз. – Лучшее время для рыбалки, – подхватил Кнут, прыгая на месте. – Пожалуйста, мама! – У нас нет лодки, Кнут. Прошла секунда, прежде чем я понял, что она имела в виду. Я посмотрел на Кнута. Лицо его помрачнело, но потом снова просияло. – Мы можем взять дедушкину лодку. Она в лодочном сарае, он сказал, мне можно. – Правда? – Да! Треска! Треска! Ты ведь любишь треску, Ульф? – Обожаю треску, – сказал я, отвечая на ее взгляд. – Но не знаю, хочет ли твоя мама трески прямо сейчас. – О да, конечно же хочет. Правда, мама? Она не ответила. – Мама? – Пусть Ульф решает, – произнесла она. Мальчишка пролез между столом и моим стулом, так что мне пришлось посмотреть на него. – Ульф… – Да, Кнут? – Можешь съесть язык трески [7] . Лодочный сарай находился в нескольких сотнях метров от пристани. Запах гнилых водорослей и соленой воды вызвал у меня несколько смутных воспоминаний о лете. Например, о проталкивании головы в спасательный жилет маленького размера, о двоюродном брате, который вырос очень высоким, потому что его семья богаче и у них есть лодка и дача, и о дяде с красным черепом, который ругается, потому что не может завести подвесной мотор. |