Онлайн книга «Наследница Шахерезады»
|
Откладывать далее переход к активным действиям было нельзя. Я растолкала Ирку, в ответ на полный негодования взгляд шепнула: – Тс-с-с-с! – и приложила палец к своим губам. Иркин рот я загодя зажала ладошкой. – Мумуму муму?! – возмущенно промычала подружка. «Какого черта?!» – услужливо перевел с коровьего на русский мой внутренний голос. – Тише! Не шуми! Притворись, что сама проснулась! – страшным шепотом насвистела я Ирке в ухо. Она медленно моргнула – это был своеобразный аналог кивка, и я убрала руку. – Уоу-уо! – мощно зевнула подружка и потянулась так, что кресло затрещало. Я посмотрела на нее с укором. – Что? Я всегда так просыпаюсь, – сообщила Ирка и пошлепала себя по щекам. – Давай сегодня пропустим утреннюю гимнастику, – желчно сказала я и пихнула подружку в бок, побуждая подняться. – Перейдем сразу к водным процедурам. – Где? Ирка встала и огляделась. – Все там же. Я подтолкнула ее, направляя в хвост самолета. – Опять?! Ирка двинулась в нужном направлении, но при этом ворчала что-то о туалетных маньяках, острое психическое заболевание которых, оказывается, крайне заразно. – В правильном направлении мыслишь, подруга, – невесело похвалила я ее. Вдвоем в туалетной кабинке нам было тесно. Ирка с трудом развернулась, чтобы видеть мое лицо, но встать руки в боки не смогла, и ее грозное «Ну-у-у?!» прозвучало совсем не страшно. – Что-то очень важное на кону! – случайно, но красиво срифмовала я. – Неужели опять вопрос жизни и смерти? – утомленно вздохнула подружка. – Возможно, даже в глобальном масштабе. – Ну, рассказывай. Ирка с трудом подавила зевок. – Не успею! Я прислушалась: в салоне забурчало радио. – Мы идем на посадку. Так, слушай меня внимательно и делай то, что я скажу. Дай сюда свои лыжные стельки. – Что-о-о? Если бы скромные размеры кабинки не ограничивали мою крупную подругу в движениях, она бы точно покрутила пальцем у виска. – Саморазогревающиеся химические стельки, которые ты купила в сувенирном магазине в Вене, где они?! Ирка повернулась боком, подставляя мне свою сумку-шарпейку. Я беззастенчиво покопалась во внутренних складках ридикюля и нашла нужное. Пластиковые стельки, наполненные гелем, сами липли к рукам. – Отлично, – обрадовалась я. – Нагнись. Просто прекрасно! Я аккуратно прилепила стельку Ирке на лоб и сдернула со своей шеи шарфик. – Обвяжи голову, чтобы спрятать нашлепку. Ирка закатила глаза, прислушалась к своим ощущениям и опасливо сообщила: – А она греется! – И очень хорошо. – Не очень! Я вспотею, косметика потечет! – Тем лучше! В дверь туалетной кабинки постучали снаружи. – Все, время вышло, – заторопилась я. – Иди назад, садись на место и изображай тяжелобольную. – Чем? – Не знаю! Вскрытие покажет! У тебя высокая температура, обморочное состояние, легкий бред. – Это у тебя легкий бред! Немедленно объясни, зачем все это нужно, или я никуда отсюда не выйду! – заартачилась Ирка. – Хочешь, чтобы медики тебя эвакуировали прямо из туалета? – Вообще не хочу, чтобы меня эвакуировали! – А надо! Я вздохнула и, понимая, что действительно должна объясниться, экономной скороговоркой выдала подружке самые необходимые инструкции. 25 января, 00.30 Кто-то придавил кнопочку вызова бортпроводника, когда самолет уже шел на посадку. – Обойдутся, – решила легкомысленная Катарина. Но Хельга узнала номер места, с которого поступил сигнал, расстегнула ремень и встала со своего откидного стула: – Это же депортированная! Пресловутая депортированная сидела тихо, как мышка, вжавшись в угол кресла и глядя на приближающуюся бортпроводницу округлившимися глазами поверх импровизированной маски из сложенного косынкой носового платка. Это украшение живо и неприятно напомнило бдительной Хельге часть обязательного костюма грабителей поездов на Диком Западе, что в контексте разговоров о сорок пятом калибре внушало тревогу. Однако депортированная всем своим видом показывала, что ей хотелось бы не нападать, а спрятаться. К тому же белая косынка с кружевной оторочкой придавала ей сходство не только с разбойным ковбоем, но и с милым белобородым гномиком. Недоумевающая Хельга приблизилась и вежливо поинтересовалась, чем обоснованы необходимость маскарада и экстренного вызова бортпроводника. Депортированная вместо ответа выразительным жестом указала на соседку, при этом постаравшись не коснуться той и кончиком пальца. Хельга перевела взгляд на рыжую, волосы которой были почти скрыты под нелепой чалмой из шарфа, и получила новый повод для беспокойства. Лицо рыжеволосой дамы было пугающе красным, и от него веяло таким жаром, что капли пота, стекающие из-под повязки, должны были с шипением испаряться на пламенеющих щеках. Несчастная дама распласталась в кресле, как поверженный борец сумо, и хрипела, как натруженная свадебная гармонь. Глаза ее были закрыты, покрытые сухой белой коркой губы слабо шевелились. – Что с ней? – испуганно спросила Хельга по-немецки. – Понятия не имею! Надеюсь, не Эбола! – нервно ответила депортированная по-русски. – Эбола?! – повторила бортпроводница единственное, что поняла, и тут же прикрыла испуганное «Ах!» наманикюренными пальчиками. Она быстро удалилась в сторону пилотской кабины и не увидела, как хрипящая страдалица подставила соседке ладонь, и та по ней шлепнула, а потом еще энергично потерла руки, вовсе не боясь неведомой страшной заразы. Мудрой пословицы «Зараза к заразе не липнет» нерусскоязычная Хельга не знала. 25 января, 00.50 Традиционные аплодисменты в салоне еще не стихли, когда командир экипажа по бортовому радио настоятельно попросил пассажиров оставаться на своих местах. Торопыг, расстегнувших ремни, едва шасси коснулись бетонки, настойчиво вернули в кресла серьезные бледные бортпроводницы. Вместо ответа на озвученный нестройным хором вопрос «Да что еще такое, черт возьми, случилось?!» прозвучал пугающий вой сирены. Пассажиры по левому борту увидели подкативший к самолету медицинский фургон. |