Онлайн книга «Наследница Шахерезады»
* * * 23 января, 18.15 Из динамиков потекли волшебные звуки вальса Штрауса. – Парампампампам! Пам-пам! Пам-пам! Опаздываем! Минут! На два… – Мой внутренний голос зачастил, машинально стараясь попасть в такт музыке. – Парампампампам… Пампампам! Не успе! Ю пе! Ресесть! Парарарарам!!! Бравурный аккорд ознаменовал посадку, пассажиры в салоне лайнера зааплодировали. Я беззвучно выругалась. На стыковку в Вене у меня было тридцать минут, осталось десять. За окошком виден был подкативший автобус, значит, пассажиров не выпустят по «рукаву» и я совершенно точно не успею на рейс в Прагу, парампампам его так распарампампампам! Бортовое радио металлизированным голосом фройляйн стюардессы озвучило объявление на языке Шиллера и Гете, которого я не знаю, но чуткое ухо дипломированного филолога уловило слово «Прааг». Что, что там про Прагу?! – Пассажиры, следующие транзитными рейсами в Прагу, Париж и Брюссель, подойдите к представителю аэропорта у трапа, – повторила железная фройляйн по-английски. Язык Шекспира и Диккенса я знаю слабо и разговариваю на нем с монголо-татарским акцентом и только в случае крайней необходимости, предпочитая лишний раз не позориться. Но понимаю почти все, как та собака из анекдота. «Фас! – отдал мне мой внутренний голос команду, понятную любой собаке. – Взять этого представителя аэропорта!» Я энергично протолкалась к выходу, некультурно вонзая локти в бока куда менее торопливых пассажиров и автоматически извиняясь на разных языках: – Сорри… Простите… Извините, пшепрашам, меа кульпа, миль пардон, мадамы и господамы! Что-то не то я говорила, но меня тоже нужно было понять и простить – я ужасно нервничала. Фройляйн проводница любезно мне улыбнулась. Я подарила ей незабываемый сверкающий оскал в стиле «вампиреныш на тропе войны» и с грохотом скатилась по ступенькам трапа к сотруднику аэропорта – тетеньке в оранжевом жилете. На моей родине такие яркие апельсиновые тужурки носят дорожные рабочие, но австрийская тетенька держала в руках не совковую лопату, а планшет с трепещущей бумажкой. Свободной рукой она направляла в микроавтобус тех пассажиров, которые знали пароль: «Прага», «Париж», «Брюссель». – Прага! – гаркнула я, стукнув себя в грудь кулаком с зажатым в нем посадочным талоном. Тетенька кивнула, оторвала от моего талона купон и подтолкнула меня к микроавтобусу. Фу-у-у-уххх… Глядишь, еще успею! Дяденька, на полу пальто которого я приземлилась в машине, вежливо пробурчал мне что-то успокаивающее, я слабо улыбнулась и мысленно призвала тетку в жилетке поторопиться. Наконец она уловила мои нервические телепатемы, запрыгнула за руль, и микроавтобус резво помчался к зданию аэровокзала. – Парампампампам, пам-пам, пам-пам, – нервными часиками затикал мой внутренний голос, пока я гипнотизировала напряженным взглядом приближающиеся раздвижные двери. – Паспортный контроль, – объяснила оранжевая тетя, подводя нашу маленькую группу опаздывающих торопыг к пограничной будке на две каморки. В одной сидела женщина, в другой мужчина. «К мужику иди, они к бабам добрее», – торопливо посоветовал мне внутренний голос. Как будто я этого не знала! Я когда-то работала в школе, где коллектив почти сплошь женский, и прекрасно знаю, как нетерпимы друг к другу дамы. Единственный случай, когда я предпочитаю обращаться за помощью не к мужчине, а к женщине, – визит к гинекологу. В данном случае раздевание мне вроде бы не грозило, и я смело протянула свою краснокожую российскую паспортину молодому человеку в форме. Роковая ошибка! Я успела подумать, что у служивого чуткие пальцы пианиста и неприятно въедливый взгляд троллейбусного контролера, и тут же услышала: – Ихь пасс ист нихт гюльтиг! «Какой, на фиг, гульфик?!» – сварливо озадачился мой внутренний голос. А я, кажется, внезапно стала понимать немецкий! – Как это – паспорт недействителен? Он до четвертого февраля! – парировала я по-русски, тыча пальцем в соответствующие циферки в документе. Полицай-пианист-контролер покачал головой: – Драй монате! «Какие, на фиг, манатки?!» – запаниковал мой внутренний голос, ни разу не шпрехен зи дойч. А я поняла: въедливый юноша обнаружил, что мой загранпаспорт заканчивается раньше чем через три месяца. По правде говоря, он заканчивался куда раньше чем через три месяца – уже через неделю после моего возвращения из поездки. Но визу-то мне дали, значит, это не такое уж важное условие! Во всяком случае, в турагентстве, которое срочно за немалые денежки сделало мне эту визу, меня уверяли, что проблем со въездом в Шенгенскую зону у меня не возникнет. – Но у меня же есть виза, вот! Я ловко перевернула страничку и продемонстрировала въедливому юноше зелененькую нашлепку за подписью атташе Константиноса Ксенидиса. Ну да, это атташе консульства Греции, но какая разница? Шенгенская виза есть шенгенская виза, уверяли меня в турагентстве. – Гречиш визум? Унмёглих! – Несговорчивый полицейский не перестал мотать головой, при этом амплитуда качаний заметно увеличилась. – Нихт! Нихт! «Правильно в Австрии обращаются к местным полицейским – «хер полицай», очень подходит им это ругательное название!» – злобно молвил мой внутренний голос. – Хер полицай! – сказала я с чувством. – Ай маст ту би ин Праг! Ит из вери, вери импотент! – Нихт! «Вот же импотент чертов», – выругался мой внутренний голос. Хер полицай добавил к упражнению для шейного отдела позвоночника взмах рукой, и нетерпеливо дожидавшаяся меня тетя в жилете поспешно убежала. Раздвижные двери сомкнулись за ней и группой счастливцев, благополучно продолжающих свои путешествия. «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», – напророчил мой внутренний голос. Въедливый полицейский юноша покинул свою кабинку и поманил меня за собой. «А ведь говорили тебе, что ничего хорошего из этой затеи не получится», – хныкал мой внутренний голос, пока я брела за полицейским юношей секретными тропами, где не ступала нога добропорядочного пассажира. Мы пришли в помещение, где было довольно много народа: с десяток граждан в пестрых одеждах с чемоданами и детьми – и человек пять в такой же черной форме, как у моего сопровождающего. «Это кутузка?!» – ужаснулся мой внутренний голос. |