Онлайн книга «Холодные берега»
|
– Поворачиваю к острову, – сказала Хелен. – Сейчас сядем. Марк ничего не ответил – краткий миг, когда он торчал из планёра спиной наружу, убил все его мужество. Поэтому я выдернул из-за пояса нож и коснулся шеи летуньи. – Мы летим к материку. Слышишь? Планёр по-прежнему дергался из стороны в сторону. Хелен молчала. – И хватит пугать, – добавил я. – Да, мне страшно! Только вбей в свою красивую головку – на остров я не вернусь. Прирежу тебя, если обратно повернешь. Ясно? Теперь планёр летел ровно. Неуловимыми движениями рук Хелен направляла его на верный курс. И высоту мы перестали терять, опять поползли вверх, в полной тишине, и это было страшно, но в то же время прекрасно. Лишь ветер хлестал в прорванную обшивку. – Спрячь кинжал, – сказал я Марку. Тот взял нож и убрал в Холод – без единого слова, как во сне, еще не отошел от страха. Что-то я побаиваться стал оружия в своих руках – тем более в такой ненадежной штуке, как планёр. От ветра слезились глаза, Хелен тревожно оглядывалась на прореху. – Есть у тебя иголка с ниткой? – спросил я ее. – Под креслом, – быстро ответила летунья. – Аккуратно шей. Я похлопал Марка по щеке – он слабо улыбнулся, приходя в себя. Пробормотал: – Спасибо. – За что спасибо, дурачок, я же сам тебя чуть не выпихнул… – За то, что опомнился. Пошарив под креслом, я и впрямь нашел – порезанным день назад пальцем, не везет же ему, – воткнутую в чехольчик сиденья кривую парусную иглу с вдетой нитью. Вовремя – материя медленно расползалась под напором ветра. Марк забрал у меня иглу и стал неумело стягивать прореху. Над кабиной ткань лаком не покрыта, но все равно проколоть трудно. – Края крепи, – посоветовал я. – Вначале края, потом все зашьем. Небо светлело. Мы летели навстречу восходу, планёр больше не трясся, а будто по невидимым волнам скользил. Я покосился налево, направо, вверх глянул. Небо самое обычное, словно и не летим, ничуть ближе не стало. Вроде бы я окончательно опомнился. Страх сжался в груди, затаился, давил на сердце, но все-таки не превращался в панику. Марк терпеливо трудился, прореха уже была почти затянута. – Гнилая твоя машина, летунья, – сказал я. – Неужели покрепче не могли сделать? Деревом обшить… – Ты еще предложи из железа планёры строить, – фыркнула Хелен, не оборачиваясь. Я понял, что сказал глупость, и перестал срамиться, замолчал. Ясное дело, она же говорила: планёр большой вес поднять не может… – Ильмар… – сказал вдруг Марк, тихо, на выдохе. – Глянь налево… Я посмотрел – и вздрогнул. По свинцовым волнам полз, рассекая острым носом воду, линкор. Даже с высоты он казался громадным… неужели эти точки на палубе – люди? – «Сын Грома», – сказал Марк. Странное что-то прозвучало в его голосе – гордость пополам с тоской. Паруса на корабле были спущены, значит, он под машиной. Из трех высоких труб валил черно-бурый дым, линкор шел на полном ходу. Это с небесной выси кажется, что он медленный и неуклюжий, а на самом-то деле таран волны режет, вода бурлит за кормой, и от материка до Островов корабль за два-три дня дойдет, особенно если ветер попутный дунет. Палуба у корабля была деревянная, выскобленная добела, а вот борта обшиты золотом до самой ватерлинии. Дом небось и на железо бы не поскупился для лучшего корабля Державы, но проржавеет такой корабль. – Какой сигнал приветствия? – вдруг спросил Марк. Хелен молчала. – Качни крыльями! Быстро! Она повернула голову. Зло улыбнулась Марку. – Умный ты, жаль, что дурак. Качну, не бойся. Корабль первым сигналить должен. Над бортом встал дымок – ударила пушка. Холостым вроде. Планёр качнулся, Хелен ответила на приветствие. Было в этом что-то титаническое, божественное, выше мелких людских забот. Плывущий по океану гигантский корабль, могучий и величественный, и несущийся над ним планёр – хрупкий, презревший тупую силу ради быстроты и легкости. Вот в такую минуту даже вор вроде меня гордость испытывает – за Дом, за Державу, за гений человеческий. И в то же время – смешно. Я, тать нощной, планёр угнал, и мне же преторианский линкор салютует… – Сколько лететь будем? – спросил Марк у Хелен. – Если повезет – часов пять. – А если нет? – Падать здесь и минуты хватит. Нет. Не буду больше пугаться. Раскинувшись поудобнее, сколько позволила теснота, я снова спросил: – Хелен, так есть у тебя что из еды или нет? – Неужели аппетит проснулся? – съязвила она. – Сутки я не ел, сладкая моя. – Мной подавишься, – фыркнула летунья. Помолчала, потом неохотно сказала: – Сзади… на твоем кресле – карман сзади. Мы с Марком столкнулись руками, выдирая из кармана тугой пакет. – Не трясите планёр, обжоры! – крикнула летунья. Какой там! Нам теперь все равно было, мы до еды дорвались. Не слишком много в пакете нашлось – пара засохших бутербродов с сыром, яблоко, апельсин, половинка жареной курицы, стеклянная фляжка. Смололи мы все вмиг, и я себя на том поймал, что очень не хочется делиться с Марком поровну… мальчишка ведь, ему меньше надо… Тьфу ты, ну почему натура человеческая такая мелочная? Как с каторги убегать – я из-за мальчишки шеей рискую! Как ухоронка с железом или куриная лапа – от жадности корчусь! – Бери. – Я отдал Марку надкушенный вместе с кожурой апельсин. Словно наказывал сам себя. Мальчишка спорить не стал, жадно слопал фрукт. А я откупорил фляжку, нюхнул… Эх, Галлия, земля щедрая! Коньячок из лучших, таким и аристократ не побрезгует! Сивухой не прет, язык не обжигает, а в животе словно костер развели, тепленький, ласковый. Хмелеть я начал тут же, на третьем глотке. На пустой желудок, да хорошего коньяка – много ли надо? – Будешь? – дружелюбно спросил я Марка. – Угу. – Он сделал маленький глоток, поморщился, вернул фляжку. Виновато признался: – Я вино больше люблю. – А ты, летунья? Сейчас я весь мир любил. – Жить надоело? – отрезала Хелен. Ну, не хочет, как хочет. Может, и впрямь, не стоит пьяному хитрой механикой управлять. Через минуту меня потянуло в сон. Марка тоже сморило. Какое-то время мы возились, пытаясь устроиться удобнее на крошечном сиденье. Хоть мальчишка и худой, но уже не такой маленький, чтобы на коленках его держать. Эх, маловат планёр… будет ли когда такое, что планёры размером с линкор над океаном понесутся? Я бы слетал. Дело нехитрое, когда летун умелый: сиди, держись крепче, слушай, как ветер парусиновые крылья треплет… |