Онлайн книга «Зак и Мия»
|
Она открывает дверцу и заводит машину. – Мия? Но я стою как вкопанная. – Ми я, залезай. Зак не хочет меня видеть. Он просто хочет тихо выйти из игры, и я не могу его в этом винить. Будь я на его месте, я бы мечтала сорваться на Золотое Побережье и помереть там с шиком: танцевать на всех вечеринках, жрать все наркотики, до каких дотянусь, спать с незнакомцами в гостиничных номерах. К черту мир с его несправедливостью, к черту капельницы и болеутоляющие, к черту интернет с его статистикой, где все обезличено, и нет ни капли тебя, с твоей настоящей жизнью. – Так что, едем? – Он не поправится от того что мы приедем. – Знаю. – Не получится приехать и все своим приездом починить. – Да. Но можно приехать просто так. Держи-ка, будешь штурманом. Она протягивает мне старый атлас, и я на время могу сосредоточиться на дороге, выстраивая зигзаги от одного района к другому, выбирая лучший путь до поворота на Олбани. Здесь машине приходится поднапрячься, потому что дорога идет в гору. Город тает вдали в зеркале заднего вида. – Я не хочу туда ехать. – Понимаю. Я откладываю атлас. Мы не свернем с этой дороги еще часа четыре. – Выходит, она вернулась? Лейкемия? Мама кивает. – Когда его положат в больницу? – эгоистичный вопрос, но если его опять отправят в Перт, то я смогу навещать его, когда захочу. Мама не сводит глаз с дороги. – Не факт, что его положат. На скорости чувствуются все неровности дороги. Окраины шоссе перетекают в заросли кустарников, а кустарники превращаются в отчаянно зеленые пастбища с овечками. Мы проносимся мимо яркожелтых полей, засеянных рапсом. Из окон машины мир выглядит идиллией, набором слащавых планов для календаря. Но кое-где из безупречных деревьев выпархивают темные птицы. И я знаю, что даже среди красоты есть, чего бояться. Приближаясь к городу, мы снижаем скорость со 110 до 90, до 60. Мы минуем несколько домов с прилавками, где продают фрукты, агентство недвижимости и фаст-фуд. Место кажется знакомым, но я вспоминаю его, только когда мы подкатываем к зоне заправки. Здесь я сказала парню на кассе, что на меня напала акула. Здесь мы с Заком покупали роллы с курицей. Мама заправляет машину. – Ты когда-нибудь пробовала ролл с курицей? – спрашиваю я. – Еще бы. Я раньше здесь работала. – Здесь? Я оглядываюсь. Вокруг – ничего, кроме заправки с четырьмя колонками. По соседству – кирпичный завод, через дорогу – посадки. – Здесь раньше не было самообслуживания. Машины заправляли сотрудники. – А как вышло, что ты работала на заправке? – Она принадлежала моим родителям. – Вот эта самая заправка? – Я выросла здесь. Наш дом был прямо за углом. – Ты никогда мне не рассказывала. – Я рассказывала. Если и рассказывала, я правда могла не запомнить. Биографии меня раньше никогда не интересовали. Насос пыхтит, и мама смотрит на цифры, которые отсчитывают тик-тик-тик. Сколько раз она вот так наблюдала за мелькающими столбиками, прислонившись к машинам? – Здесь я встретила твоего отца. Я отрываюсь от машины, чтобы получше разглядеть эту бензоколонку с ее грязью, вонью и внезапной исторической значимостью. Неужели так выглядит точка отсчета всей моей жизни? Колонка номер два, неэтилированный бензин? – Я его тут только встретила, – уточняет мама. – Зачали мы тебя километров за двадцать отсюда. Несколько недель спустя. У реки. – Это уже слегка перебор с деталями. – Ты сама спросила. – Ничего подобного. А кем он был? – Я же рассказывала. – Расскажи еще раз. – Его звали Крис. Он работал в Перте продавцом. Приехал в «Магне», попросил заправить на двадцать баксов. Когда он опустил стекло, в машине играли Silverchair, и он заметил, что я им подпеваю, пока я протирала ему лобовое. Он даже оставил мне доллар на чай. – Ты даже помнишь, какого цвета была машина? – Красная. – А какого он был роста? – Почему ты спрашиваешь? – Просто я выше тебя. Он был высокий? – Не особо. Пожалуй, нет. – А дальше? Он попросил твой номер мобильного? – У нас не было мобильных. Он вернулся через неделю и заправился здесь, – она кивает в сторону колонки номер три. – В тот раз он слушал Pow-derfinger. – А потом? – Потом он приехал еще раз. И еще. – Он тебе нравился? Мама отпускает рычаг, и тиканье замирает. Она вешает его на крючок, закручивает крышку и медленно оглядывает колонку, как будто это он, все восемнадцать лет назад. – Я думала, что он мой счастливый билет. – А что оказалось? – А оказалось, что счастливый билет – это ты. Мы покидаем заправку и проезжаем по главной улице города. Минуем забегаловку с бургерами, супермаркет, мясную лавку, газетный киоск и парк. Знаки, указывающие на школу и больницу. Ряд домов у шоссе. Не хотелось бы мне тут жить. Я пытаюсь представить маму в школьные годы, как она веселится с подружками в парке, рассказывает про парня на «Магне» – крутая тачка по местным меркам. Пытаюсь представить, как она выглядела. В короткой форме, пьет колу через трубочку, произносит слово «крутая». Здесь каждый угол – призрак ее прошлого. Мама ведет неспеша, будто тоже их видит и разглядывает. Она еще замедляет ход и останавливается у булочной. Я иду следом за ней по тротуару и ныряю за пластиковые полоски, которые служат вместо двери. Стоит сильный запах дрожжей. – Да ну, все поменяли, – говорит она разочарованно. – Здесь раньше раскладывали пончики с джемом на подносах. Пончики теперь лежат на витрине: маленькие, с глазурью и цветной присыпкой. Я бы от такого не отказалась, но мама заказывает какой-то тортик с миндалем. – Мы каждый день его заказывали после школы, – рассказывает она. – И что, никто не растолстел? – Бонни всегда была худющая, как щепка, а вот у Клэр были внушительные формы. Я несу пирожные и айс-кофе за столик и стряхиваю крошки с клеенчатой скатерти. – Можем взять все в машину, – предлагает мама. Но я качаю головой. Спешить некуда. Во сколько бы мы ни приехали к Заку, итог будет один. Если честно, я вообще жалею, что мы едем. |