Онлайн книга «История об офортах»
– Странно случается. Мне кажется, это должно быть так страшно: растеряться и столько времени не приходить в себя. Адель замолчала. Савелий тоже молчал, пытаясь найти какие-нибудь ободряющие слова. – А знаешь, Савелий, я думаю, что ни в какой он растерянности не пребывает. Я думаю, он не хочет встречаться со мной до конца судебного процесса. Ведь знает, в каких мы с тобой отношениях. Боится слабину дать. Предположим, мы встретились, нужно что-то друг другу говорить, объяснять. Теперь представь, разве мы избежали бы разговора о тебе?! И вообще, скажи, он делает это от злости, от желания защитить свое ремесло? В конце концов не деньги же толкают его на подлость? Савелий нежно поцеловал Адель. – Я уже рассказывал тебе, как все было на самом деле. Мысли не возникало даже в самой малости обидеть или оскорбить Спицына. Обычное дело: два художника договорились. А уж Вигдор и вовсе не при чем. Адель, а может, тебе и вовсе не думать об этой истории и держаться от всего подальше? По сути, в этом деле ты сбоку-припеку. – Ну конечно, и я, и ты, и мама, и весь город – все сбоку. Я в санатории с одним художником познакомилась, так он мне истину открыл. «Все дела, говорит, решаются сзади или сбоку». Я просто не знаю, что мне делать, Савелий. Я не знаю, как себя вести. Этот совершенно чужой мне человек – мой отец. – Адель, поживем – увидим. – Я тоже об этом подумала, вдруг все само собой решится, а? – Не думаю. Я не чувствую, что быстро и само собой. – Савелий, – Адель резко поднялась и обняла художника. – Савелий, признайся, ты богемный? – Ты не поверишь, но уже нет. Изменился благодаря тебе. – Разве так быстро люди меняются? – Это зависит от глубины прожигания жизни и от любви. В общем, ежедневное веселье больше не заявляет свои права на Кокорева. – И мы будем жить счастливо и долго? – Вот в этом я уверен точно. – Как хорошо, Кокорев. Я так люблю разговаривать с тобой. А что мы будем делать сегодня? – Мы возьмем бутерброды, термос, мольберт и отправимся к Холмам. Ты хочешь попробовать себя в роли художницы? – Ты что, правда, Кокорев?! Я ведь только позировала. – Адель показала пальцем на стены, где были развешаны этюды с нее. – Ну вот и хорошо, попробуешь, а вдруг в тебе теплится талант, так сказать, наследный… Федор пришел к Майкову. – Опять ты, Федяй, без приглашения явился. Что тебе не сидится дома? – Скучно дома, потому и не сидится. Мать все пилит, учит уму-разуму. Послушаешь ее, так нету у меня ни того, ни другого. – Да про дом то я в переносном смысле. Не сходишь никуда, с девушкой не отдохнешь. – На какие шиши? Вот выиграем дело, тогда и повеселимся. – Да, высокого ты полета птичка. Может, тебе в армию сходить, там всю дурь из тебя быстренько деды выбьют, там жизнь во всех ее проявлениях быстро научат любить. Есть еще вариант, где без скуки: может, тебя на зону определить. Там тоже скучать не придется. – Чего несешь, в зону! Тоже мне, зек недоделанный. – Не нравится!? Странно, а все задатки у тебя налицо. Подумай, Федяй, может попробуешь? – и Майков громко захохотал. Федор махнул рукой: над кем смеешься, Майков, над собой ведь. У тебя шансов загреметь туда поболе будет. Судебное наше – афера чистой воды. Как до экспертиз дело дойдет, что делать будем? Везде липа. Никто ведь из свидетелей «своих» расписок и подписей не признает. – Что-то разговорился ты, Федяй. Пришел незваным и поучаешь, как жить. Нехорошо! – Да я не собачиться пришел, как-то между нами само собой получается. Тоскливо на душе, прямо кошки скребут. А тут еще сестренка новоявленная. Вот с ней как быть? Что делать, ума не приложу. Вроде как родня, а в нашем деле она с Кокоревым, а значит, и с Чижевским. Получается, против семьи пошла, а семья против нее. Так-то она нам чужая, никто не знал, что она на свете есть, но жалко, если и ей через Савелия перепадет неприятностей. – Давайте иск отзовем, да и будете жить в мире и счастье. – Скажешь тоже. Па-па только и говорит о загранице, вернисаже, куда мы в Дрездене пойдем, как будем посещать ресторанчики, кататься на речных трамвайчиках и смотреть старый город. А ма-ма уже список составила, чего и сколько ей на выигранные деньги купить. Им этот суд как выпавший счастливый случай! «Нет, от интеллигенции надо держаться подальше», – подумал Майков, а вслух произнес: – Рановато вы деньги-то делите. Выиграть нужно еще иск. – Неужто?! А я думал, у тебя все схвачено. Ты же крутой, Майков! – Федяй, не морочь мне голову, тебе точно заняться нечем? – Лениво как-то, Майков. Скучно. Нет. я бы сказал даже так – тоскливо. – Это не лечится, Федяй. Это изъян в генетическом коде у людей умственного труда. Сдыхал о таком? – Я много чего слыхал. А знаешь, по правде, надо было бы иск отозвать, с Аделью как-то поговорить, с Чижевским и Кокоревым за мир и дружбу пивка выпить. Но почему не срастается? Почему душа не лежит к согласию? Не хочет она без интриги прозябать. Получается, играем мы в игру из-за тоски. – Иди ты, Федяй, подобру-поздорову, не расстраивай меня перед судебным. Вот тебе мой совет. Езжай в лесок пригородный, походи вдоль реки, полежи на траве, в небо погляди. Любит же интеллигентный человек слиться с ландшафтом. Может, повезет и мысли твои настроятся, иди, Федяй. Достал ты меня вконец своей тоской. …Адель подкараулила Федора у подъезда мастерской. – Ну что, братик, поговорим? Федор вроде бы даже обрадовался такой неожиданной встрече. – Я-то с радостью. Пошли, что ли, на лавочку присядем. Они сели, и Адель замолчала. – Ну вот, а говорила поговорим. – С чего начнем? – С главного, хочешь. я начну? – Пожалуйста. – Ты про отца, наверное, думаешь. Я тебе так скажу, ну какой он тебе отец, биологический разве что. Я его не защищаю, но так сложилось, понимаешь. Предположим, встречаешь ты моего па-па и своего биологического прародителя. И что? О чем спросишь, что скажешь? Родная кровь? Или так: ах, как это вы могли забыть про меня? Я его об этом спросил. Па-па ответил искренне и честно: он и знать не знал о дочурке. Выходит, ничего не выходит. И оно тебе надо? Ты добрая, правильная. Может, и не стоит бередить прошлое. Жили ведь как-то друг без друга. – Это ты говоришь или биологический прародитель? – Я, но сдается, он так же думает. – Подло это и примитивно. |