Онлайн книга «Ольга, лесная княгиня»
|
Но мне было все равно: внутреннее чувство властно требовало подкрепить свои силы, чтобы не очутиться среди мертвецов просто от голода и жажды. С горшочком в руках я села на лавку. Бура-баба лежала на полу у моих ног. Я находилась на самом дне Нави: одна посреди черноты мертвого мира. Я не хотела думать о Князе-Медведе, который лежал на земле с разрубленной головой не так уж далеко отсюда. А что, если в темноте он встанет и придет сюда? Эта мысль подняла меня на ноги: я подбежала к двери. К счастью, на ней имелся засов; я заперлась и на миг ощутила облегчение. А еще – ужас от мысли, что столько времени сидела за открытой дверью! Шло время, стояла тишина. Из оконца доносились крики ночных птиц. Совершенно растерянная, без единой ясной мысли, я понятия не имела, как быть и что делать, и знала одно: я безумно хочу спать. Каждая мышца и каждая косточка взывали о покое. Мысленно я пробежалась по углам избы, которую так хорошо изучила сколько-то дней назад, когда прибиралась здесь. Нет, ни топора, ни серпа, ни еще чего железного. Только ступа и пест. Нет, не те, что служат для истолчения обгорелых костей с крады. Не настолько я еще лишилась рассудка, чтобы взять в руки орудия Мары! Другая ступа, обычная, в другом углу. Я взяла толкач и полезла на полати. Там валялось какое-то тряпье, которое я не могла разглядеть в темноте, да и не хотела. Пусть тряпье – зато все-таки не голые доски. Я сняла платок с головы и покрыла им кучу, получилось что-то вроде подушки; сняла вздевалку и накрылась ею. Разуваться не стала: как знать, от чего приведется проснуться? Снова мелькнул перед глазами мертвый Князь-Медведь, темная кровь на зеленом мху… Эльга… казалось, она уже за морями и мы не виделись года три… как мне теперь ее догнать? Я лежу здесь, отгороженная от воли и жизни высоким тыном с черепами на кольях, я заперта во тьме и не знаю, как мне хотя бы сдвинуться с места, а она едет, плывет, летит, с каждым мгновением удаляясь от меня все дальше, дальше, дальше… В голове звенело, будто кто-то колотил пестом по железному котлу; издалека доносились крики. Сквозь необоримый сон я поняла, что это: вызванные бабкой куды ломились ко мне в голову, потому что ее собственная сейчас была «закрытой дверью». И тогда я стала повторять про себя колыбельные песни, с которыми когда-то укачивала Кетьку: Пошел котик во лесок, Принес котик поясок. А ребята отняли, Нашей Уте отдали. Пошел котик во лужок, Принес котик пирожок. А ребята отняли, Нашей Уте отдали. Пошел котик за гору, Принес котик сон-дрему. А ребята отняли… Когда я проснулась, в щель заволоки уже пробивался дневной свет. Не сразу я сообразила, где нахожусь. Помнила я лишь какой-то ужасный и глупый сон. Как девушка разумная, я понимала, что этого всего никак не может быть. Но, сколько я ни шарила по закоулкам памяти, никакого другого вчерашнего дня, правдоподобного, найти не могла. Но я совершенно точно находилась не дома. Это изба Буры-бабы. Эльги рядом нет, и где она, я не знаю. Я свесилась с полатей: старуха лежала на полу, где я вчера ее оставила. Живая? Я соскользнула вниз и наклонилась к ней: – Бабушка! Баба Гоня! Ты жива? Ее лиловые веки задрожали и приподнялись. Она взглянула на меня мутным рассеянным взглядом, слабо пошевелила запавшим ртом. Я схватила ковшик, дала ей попить. Попыталась предложить хлеба, но она слабо покачала головой, сморщилась, как от боли, и снова закрыла глаза. Ну, хоть жива! Я подошла к двери, сняла засов и осторожно выглянула. О, каким блаженством повеяло мне в лицо от свежего воздуха летнего утра в лесу! Утренний свет, влажность росы, крепкий мед цветущих трав и свежей листвы наполнил меня всю, промыл изнутри, прогнал остатки потрясения и страха. Оглядевшись через дверную щель, я распахнула дверь во всю ширь и вышла за порог. Утро здесь было, как и везде – росистое, бледно-голубое, зеленое. Попискивали и сыпали звонким щебетом птицы – точно так же, как в ближней роще возле Варягина. У меня не было ни малейшего ощущения, будто я в Нави. Я вернулась к бабе Гоне. Сняв с нее личину, я больше не могла видеть в ней Буру-бабу. Мне было так жаль ее… Беспомощный старик вызывает куда больше жалости, чем младенец: ведь у того все впереди, а старику уже нечего надеяться на возвращение сил. Когда-то баба Гоня кормила киселем с ложки меня и Эльгу; теперь настал мой черед. Если я начну рассказывать, как провела следующие дни, то никогда не доберусь до главного. Я верила, что найду дорогу домой, но не решалась уйти, бросив в одиночестве беспомощную старуху. Поэтому я варила кисель, жидкую кашу, кормила ее и ела сама. Я понимала, что эти припасы в ее закромах – приношения чурам, но что было делать? Уразумев, что у нее сильно болит голова от удара, я заваривала ей пустырник, сущеницу, мяту и ягоды шиповника, а еще траву ревелку. Сама же баба Гоня когда-то учила нас с Эльгой всему этому. Порой она пыталась что-то мне сказать, но я делала вид, будто не разбираю. Что я могла ей ответить? Скотины или птицы у нее не было, поэтому хозяйство много времени не отнимало. Хорошо, что ночи в эту пору короткие и светлые, и я старалась лечь спать еще до темноты. Иной раз мне приходило на ум, что тело Князь-Медведя все так же лежит перед его логовом – совсем недалеко отсюда. Заглядывать в будущее было очень страшно. Как я выберусь из этой избы? Что скажу людям? Да и есть ли это все – будущее, люди, белый свет? Иной раз накатывало ощущение, что это есть мое наказание, оно уже меня настигло: я провалилась в Навь. Бесконечную вечность я буду жить среди леса, населенного кудами. Никогда не увижу родных, никого живого… И все-таки я постоянно думала об Эльге и страшно за нее тревожилась. Где она сейчас? Смог ли Мистина ее увезти или их поймали? Прошел день, другой, третий. Мне мерещилось, что бесконечно повторяется один и тот же день, но порой пробирала жуть при мысли, что их могло набежать уже десятка два-три. Однако я заставляла себя вспомнить и вчерашнее утро, и позавчерашнее, и не сбиваться со счета. Как ни странно, опомниться мне помогал сам лес. Стоило выйти за тын и просто посмотреть в зелень ветвей, как жуть отпускала. |